Шрифт:
Annotation
В оригинальном рассказе Лавкрафта, он только вскользь упомянул опыт Герберта Уэста во время Первой мировой войны, но теперь может быть раскрыта вся мрачная правда - секретные лаборатории, легионы ходячих трупов и ужасные эксперименты, которые не поддаются описанию. Когда военный корреспондент приближается к истине, а помощник Уэста пытается скрыть нечестивые раскопки своего наставника, чудовище-мутант, вскормленное мертвецами, восстает, чтобы объявить поле битвы своим, и что-то невыразимое, что-то за пределами самой смерти, крадется в ночи в поисках своего извращенного создателя...
Бонус: "Склеп", короткий рассказ Тима Каррэна:
Через
Тим Каррэн
1. Знакомство и Ужас
2. Ходячие Мертвецы
3. Memento Mori[4]
4. Трупные Крысы
5. Жертвы
6. Погребение
7. Небылицы
8. Ничейная Земля
9. Доктор Герберт Уэст
10. Кладбище
11. Могильные Орхидеи
12. Погребальные Oбряды
13. Боевая Усталость
14. Контузия
15. Сон Разума
16. Лаборатория
17. Приходящая
18. Блиндаж
19. Погребенные
20. Заброшенная Деревня
21. Фабрика Трупов
22. Патологическая Анатомия
23. Катализатор
24. Во Власти Червей
25. Выдох
Тим Каррэн
Тим Каррэн
"ПАТОЛОГИЧЕСКАЯ АНАТОМИЯ"
"Кто постигнет ужасы моего тайного труда,
как я баловался среди нечистой сырости могилы
или пытал живое животное,
чтобы оживить безжизненную глину?"
– Франкенштейн, 1817
1. Знакомство и Ужас
О своем опыте Первой мировой войны с доктором Гербертом Уэстом я говорю только с величайшими колебаниями, отвращением и ужасом. Ибо именно к затопленным, заполненным трупами окопам мы пришли в 1915 году.
Возможно, у меня были какие-то наивные патриотические и националистические мотивы служить человечеству и спасать жизни раненых на войне – душевное состояние, которое можно обрести, познав изнанку войны, - но Герберт Уэст не разделял мои стремления. Он открыто осуждал немцев, но на самом деле наша комиссия в 1-м Канадском полку легкой пехоты была просто средством для достижения цели. Видите ли, мотивы моего коллеги не то, чтобы были альтруистическими. Несмотря на то, что Уэст был хирургом исключительного, почти сверхъестественного мастерства, ученым в области биомедицины и вундеркиндом, он всю жизнь был одержим не живыми, а мертвыми: он был помешан на реанимации безжизненных тканей и, в частности, оживлении человеческих останков. И в самой войне и ужасных побочных продуктах, которые она производила, словно огромная дымящаяся фабрика смерти, он видел идеальную среду для своих тайных исследований... не говоря уже о неограниченном доступе к изобилию сырья.
Я пришел на войну как коллега Уэста, да, но глубоко внутри я чувствовал, что отвечаю на тонкий призыв высшей силы, что я – и мои хирургические навыки – были инструментами добра в театре зла. Я прибыл с высокими идеалами и в течение года покинул Фландрию с ввалившимися глазами, сломленный, и моя вера в человечество висела на тонкой нити. В течение многих месяцев во мне боролись воспоминания, мертворожденные болезненные тени – живые, ползающие и заполняющие мое горло, и временами я не мог ни глотать, ни дышать в одиночестве.
Если это покажется мелодраматичным, пусть непосвященные подумают об этом:
Фландрия, 1915 год.
Тесный, вызывающий клаустрофобию лабиринт заболоченных траншей, врезающихся во взорванную землю, как глубокие хирургические шрамы. Не прекращающиеся в течение долгих туманных дней и темных глухих ночей грохот пулеметов и разрывы высокоскоростных снарядов, грохот траншейных минометов и сдавленные крики отравленных газом солдат, запутавшихся в крепостных валах из колючей проволоки. Вонь горелого пороха, влажного разложения и экскрементов. Зловоние гниющих трупов, тонущих в морях вязкой коричневой грязи. На мешках с песком копошатся крысы. Небо озаряют вспышки, и вниз летят снаряды. И смерть. Боже милостивый, Смерть буйствует, сеет и жнет, собирая свой мрачный урожай в изобилии, пока скапливаются тела и идет дождь.
Это было как раз то место, где мог бы процветать человек с особыми талантами Герберта Уэста.
В отличие от меня, который верил в существование человеческой души и ее вознесение после смерти к престолу Божьему, Уэст не придерживался таких заблуждений (как он выразился). Он был научным материалистом, убежденным дарвинистом, и душа была для него религиозной фантазией, а Церковь существовала только как политическое образование, угнетающее и контролирующее массы ради своей собственной выгоды. Жизнь по своей природе механистична, - утверждал он, - это всего лишь органическая машина, которой можно манипулировать по своему желанию. И когда я сомневался в этом, он неоднократно доказывал это с помощью разработанного им реагента, который возвращал жизнь в мертвых... часто с самыми невыразимыми результатами.
Даже сейчас, много лет спустя, я вижу Уэста – тощего, бледного, с голубыми глазами за стеклами очков, горящими с божественной интенсивностью, когда он перебирал груды трупов, шептал нечестивые замечания и хихикал своим низким холодным смехом, пока рылся, как мясник, отбирая самые лучшие части тела... комок кишечника, случайный неповрежденный орган, особенно пропорциональную конечность или неповрежденный труп – что случалось крайне редко. Я вижу трупы, плавающие в затопленных воронках от бомб, и черные тучи голодных трупных мух. И я вижу испуганные глаза молодых людей, которые собираются подняться наверх в поисках своей смерти.
Я вижу Фландрию.
Я вижу мастерскую Уэста – переоборудованный сарай, наполовину хирургический театр, наполовину дьявольская лаборатория. Вижу разные вещи в банках и сосудах с пузырящейся сывороткой... останки, которые должны быть мертвы, но были ужасно оживлены в подобии омерзительной жизни. Я вижу обезглавленное тело майора сэра Эрика Морленда Клэпхема-Ли, которое реанимировал Уэст. И я слышу, как голова майора кричит из чана с дымящейся тканью рептилии прямо перед тем, как немецкий снаряд превратил сооружение в пылающую кучу.