Патология
Шрифт:
— Он сказал Марте, что от животных грязь. Пастерн намотала на палец прядь волос.
— Да, что я говорила? Я всегда думала, что это сделал Курт. Я не наврежу ему этими словами? Я ведь не обвиняю, просто у меня такое чувство. И живет он неподалеку.
— Нет, Эмили, не навредите.
— Я вам верю.
— Может, поговорим о делах Марты в городе? — спросила Петра.
Пастерн быстро ответила:
— Она любила ходить по магазинам, в которых товары продают со скидкой.
«Так, это пропустим».
— Хорошо… какая, на ваш взгляд, причина, из-за которой Курт убил Марту?
— Значит, вы его подозреваете?
— На данной стадии я знаю мало фактов, чтобы кого-то подозревать. Поэтому, Эмили, так важно, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно.
— Я уже рассказала. Эмили слабо улыбнулась.
Петра тоже ей улыбнулась. Попробовала кофе. Ужасный. Сейчас она сделает еще одну попытку подобраться к Пастерн и, если женщина снова будет сопротивляться, позвонит ей на следующий день по телефону.
Эмили распустила волосы и тряхнула головой. Они у нее были уложены в тугой узел, и это придавало ее лицу аскетический вид.
— Так что же с поездками? — напомнила Петра.
— Хорошо, расскажу, раз после стольких лет вы заинтересовались этим делом. Видно, что вам не все равно.
Она снова смочила собачью пасть. Глубоко вдохнула. Склонна к драматизму. Интересно, какую часть ее рассказа можно воспринимать серьезно.
— Хорошо, — повторила Пастерн. — Я уверена в том, что у Марты был роман.
Петра подождала, пока дыхание женщины станет ровным.
— С кем?
— Не знаю. Но все признаки были налицо. Петра нетерпеливо протянула к ней руку.
— Марта стала лучше одеваться, ее походка сделалась пружинистой, сексуальной. На лице заиграл румянец. Она была все еще сдержанной, но под спокойной поверхностью что-то зашевелилось. Сияние. Огонь.
Щеки Эмили запылали.
— Она стала счастливее? — задала Петра наводящий вопрос.
— Это было больше, чем счастье. Она ожила. И произошло это не из-за Курта, можете мне поверить. Курт остался тем, кем и был, — старый скучный Курт.
— Но Марта изменилась.
— Все, кто знал ее, увидели бы перемену. Она перестала сидеть дома. Ездила туда, сюда. На Марту это совершенно не было похоже. Я говорила правду, что она заскучала. Она говорила мне, что жизнь в Долине была слишком медленной. Сама она много лет сидела дома. Была образцовой мамой, занималась коллекционированием — собирала стеклянные фигурки, маленькие японские чайники. Часто посещала блошиные рынки. Затем все это прекратилось, она убрала свои коллекции и начала регулярно ездить в город.
— И в это же время она стала уделять внимание одежде, выглядела сексуально?
— Совершенно верно, — сказала Пастерн. — Вы женщина, вы знаете, что я права.
— Вы говорите интересные вещи, Эмили.
— Возможно, Курт что-то узнал. Может, потому он это и сделал. С его стороны никакой романтической причины не было. После смерти жены Курт так и не женился, и если он и завел связь с другой женщиной, то я об этом не слышала.
— Да разве вы могли услышать? — удивилась Петра. — Он ведь такой скрытный.
— О да, — сказала Пастерн. — Мы живем в семи кварталах друг от друга, и наши дети ходят в одну школу. Можно назвать это одной деревней.
Петра смотрела, как она изящно утирает губы. Драматическая она актриса или нет, Эмили дала ей пищу для размышлений. Петра спросила, не хочет ли она что-то еще добавить, и, когда Пастерн помотала головой, поблагодарила ее, вынула из сумки десять долларов и встала.
София зарычала.
Пастерн, успокаивая, похлопала собаку и тоже потянулась за кошельком.
— Нет, дайте мне заплатить.
— Это против правил, — улыбнулась Петра. «Маленькая мисс из нравоучительной книжки. Ха!»
— Вы уверены? Ну ладно, приятно было поговорить с вами. Надеюсь, вы найдете убийцу.
Когда Петра повернулась, чтобы уйти, Пастерн сказала:
— Почему вы спросили, была ли у Курта и Марты собака?
— Обыкновенное любопытство, — сказала Петра. — Пыталась понять их как людей.
— Он — холодный человек, — сказала Пастерн. — Она — замечательная. Скажу вам, кто любил собак. Катя. Она всегда играла с Дейзи. Видно было, что ей хотелось собаку. Но Курт и слышать об этом не желал.
— Слишком грязные.
— У него навязчивые идеи, — нахмурилась Пастерн. — Настоящая жизнь совсем другая.
— Разумеется, — согласилась Петра. — Ваша Дейзи какой масти?
— Прекрасный глубокий цвет — красное дерево. Ее можно показывать на выставках.
На Корал Лэнгдон такой шерсти не было. С придуманным Петрой сложным сценарием ничего не получилось. От дочери к отцу…
— Не сомневаюсь. А как дела у Кати?
— Моя дочь учится в параллельном классе. Она говорит, что Катя очень спокойная, тихая. Чего еще можно ожидать? С таким-то отцом. Девочке нельзя без матери. Об этом все психологи говорят, верно?
Петра натянуто улыбнулась, простилась. Ушла.
ГЛАВА 41
Петра направилась на восток, от бульвара Вентура к каньону Лорел, поехала к городу по извилистой, зеленой трассе. Ей нравился этот район. В нем было все: и дряхлые строения, и новомодные дома, и роскошные особняки. Если когда-нибудь у нее заведутся деньги (что маловероятно), она будет жить здесь.
Петра проехала мимо старого имения Гарри Гудини. Эх, если бы здесь сохранилось умение творить чудеса, она бы тогда узнала, верны ли подозрения Эмили Пастерн.