Патриоты
Шрифт:
— Начни с третьего стиха, — попросила Энн.
Мерси взглянула на нее, затем приподняла книгу так, чтобы ей было лучше видно, и принялась читать вслух: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих! Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше».
Мерси оторвалась от страницы и удивленно глянула на Энн.
— Вы выбрали эти стихи для меня? —
— А источник утешения один — Господь, — добавила Энн.
— Что удивляет меня в вас больше всего, — задумчиво протянула Мерси, — так это то, что вы всегда находите в Библии стихи, подходящие случаю. Жаль, мне этого не дано.
— Ну, в этом-то нет ничего необычного, — улыбнулась Энн. — Чем больше времени проводишь с книгой, тем лучше ее знаешь.
— И все же я считаю вас необыкновенной женщиной, — не согласилась Мерси. — Теперь, когда Джейкоба нет рядом, когда война превратила нашу жизнь в кошмар, а мой ребенок так и не родился… — Она коснулась своего живота. — Вы всегда готовы меня утешить. Я люблю вас за это, Энн. На самом деле люблю.
На следующий день пришло письмо от Джейкоба. Рыдая в голос, Мерси взбежала вверх по лестнице. Джейкоб обвинял ее в измене. К счастью, писал молодой человек, малышу не суждено было появиться на свет — ведь в противном случае он, Джейкоб, продолжал бы сомневаться, его это ребенок или брата.
Мерси всхлипывала, уткнувшись лицом в подушку, а Энн сидела на краешке кровати. Одной рукой она нежно гладила невестку по спине, другой сжимала письмо.
— О нет, Джейкоб, нет, — твердила она, читая про себя послание сына; по ее лицу текли слезы.
Бум! Бум! Бум! Бум!
Кто-то изо всех сил колотил в дверь.
Рука с письмом безвольно опустилась. В глазах застыло отчаяние.
— Ради всех святых, что еще?! — воскликнула Энн.
Бум! Бум! Бум! Бум! — нетерпеливо повторился стук.
С началом войны в доме остался только один слуга. «Наверное, он вышел», — решила Энн. Она ободряюще похлопала Мерси по спине.
— Я скоро вернусь, дорогая.
На полпути Энн столкнулась с возбужденной Присциллой, несущейся вверх по лестнице. Входная дверь была распахнута.
— К какому полку приписан Джейкоб? — задыхаясь, выпалила Присцилла.
От неожиданности Энн позабыла все на свете.
— Не к шестому массачусетскому?
— Вроде бы.
— Его командир Уэстон?
— Да, полковник Уэстон. Точно.
Присцилла взяла Энн под руку.
— Тогда у нас неприятности.
Хлюпающая носом Мерси села в кровати. Присцилла устроилась справа от нее, а Энн слева. Отдышавшись, гостья заговорила.
Один знакомый кучер привез ей сегодня письмо из-под Нью-Йорка, от Питера — там стояла его часть. Гиббсы знали этого кучера уже много лет. Это был бесчестный и продажный человек.
В обычных обстоятельствах Питер никогда
Итак, в таверну «Добрая женщина» вломился мертвецки пьяный кучер с письмом Питера в руке. Потребовав в обмен на письмо выпивку, он внезапно рухнул на пол. Присцилла и ее помощник усадили пьяного гонца на стул и принялись вливать в него кофе. Во время этой операции кучер не переставая бормотал про какую-то английскую ловушку.
— Вот уж парни из Масса… Масса… Масса… тьфу ты… из Бостона удивятся, когда перейдут реку.
Чтоб не затягивать рассказ, Присцилла вкратце передала остальное. Кучер несколько раз упомянул полковника Уэстона, парней из Бостона, Окскирк, Милфорд и небольшую долину близ Милфорда.
Мерси побледнела как полотно.
— Милфорд… — повторила она будто во сне. В следующее мгновение она встрепенулась, схватила письмо и впилась в него глазами.
— Да-да, Милфорд, — подтвердила Энн догадку Мерси.
— Что?! — вскричала Присцилла. — Джейкоб в Милфорде?
Мерси прочла вслух:
— «…направляясь в Нью-Йорк…» — пропустила несколько строчек. — Вот… Греческий мост на юге Милфорда! — Ее рука бессильно упала. — О, Господи, помоги нам! — воскликнула она.
Энн смотрела на невестку непонимающим взглядом. Откуда-то из недр подсознания всплывали смутные образы. Обезумевшая лошадь. Деревья. Тела под серыми шинелями. Пытаясь отогнать от себя эти видения, Энн зажмурила глаза. Но одно слово мешало вытеснить их окончательно. Как колокольный набат, грохотало оно у нее в голове. Мост… мост… мост.
— Если нас остановит английский патруль, я не стану лгать, — заявила Энн.
— Даже если мы за это поплатимся жизнью? И ваш сын тоже? — Мерси не верила своим ушам.
— Я не стану лгать, — упрямо стояла на своем Энн. — Мы доверимся Господу, и Он нам поможет.
Женщины скакали по дороге, ведущей в Милфорд. С каждой милей, удаляющей их от Бостона, путешествие становилось опаснее. Впрочем, сама идея этой поездки была сумасшедшей. И, как ни странно, эта безумная мысль зародилась в голове Энн.
Присцилла, Мерси и Энн сошлись на том, что Джейкоб и его однополчане должны быть предупреждены о ловушке, в которую их хочет загнать неприятель. Но при этом Присцилла и Мерси предлагали послать в Милфорд доверенного человека, а Энн хотела ехать сама. Переубедить ее не удалось. Тогда Присцилла — она не привыкла прятаться от опасности — вызвалась сопровождать подругу. Но тут вмешалась Мерси. Не стоит, сказала она, оставлять «Добрую женщину» без присмотра. Если всплывут какие-то новые сведения, об этом, скорее всего, заговорят в таверне. В этом случае Присцилла сможет послать им — а к Джареду отправятся Энн и она, Мерси, — вдогонку гонца. Итак, последнее слово оставалось за Энн. И она согласилась с невесткой. Присцилла должна остаться. Миссис Гиббс сочла доводы Энн и Мерси вескими. Но окончательно ее убедил твердый тон подруги (хотя на самом деле та вовсе не была так уж уверена в правильности своего поступка).