Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

Ахманов Михаил Сергеевич

Кивнув, я юркнул в проход, где обнаружилась винтовая лестница. Не люблю такие – ни клинком размахнуться, ни ножик метнуть… Но пока я лез по ней, никто меня не потревожил.

Галерея, как назвал ее Пафнутий, огибала поверху центральный зал, имевший форму полукруга и вымощенный каменными плитами. Я находился на линии диаметра; здесь галерейный коридор был прямым, тускло освещенным, с чудовищными колоннами с той стороны, что выходила к залу. Эти почерневшие квадратные опоры, сложенные из дикого камня, выглядели страшно древними; казалось, на них осела пыль веков и копоть миллионов факелов. Покопавшись в памяти, я сообразил, что вижу фундамент кремлевских стен, заложенный, очевидно, еще великим князем Иваном III. Между колоннами трехметровой толщины зияли щели, абсолютно темные и такие узкие, что пролезть в них можно было только боком. Что я и сделал, очутившись у железной решетки, под самым

куполом Нижней Камеры.

И в самом деле, место, как обещал Пафнутий, тихое, скрытное и очень удобное для наблюдения. Весь зал был подо мной: дальняя стена полукруга с несколькими низкими арками, примыкавшее к ней возвышение – нечто вроде сцены, на которой маячили пустые кресла, шеренга буфетов и столов прямо под моими ногами и толпа мужчин и женщин в пестрых вычурных одеждах. Сотни три, если не четыре, прикинул я. Мне еще не доводилось видеть столько кровососов сразу – их было такое множество, что я не мог ориентироваться при помощи ментального чутья. Они кружили по залу, суетились, собирались в группы и разбегались вновь, подходили к столам, жадно метали в пасти жратву и питье, переговаривались, пересмеивались, наполняя огромную камеру ровным мерным гулом. Казалось, их обуревает жажда кровавых зрелищ и жутких чудес, то ли предстоящей черной мессы, то ли явления Сатаны. Убранство зала подчеркивало это тревожное нетерпеливое ожидание: с потолка свешивались люстры темного стекла, со стен – багровые, алые и черные полотнища, простенки меж арок украшали изваяния чудовищ и каменные глыбы с петроглифами. [5] Примитивные рисунки, порождение древних фантазий… Кто-то кого-то терзает, кто-то скалит зубастую пасть, кто-то, впившись когтями в жертву, рвет ее на части…

5

Петроглифы – изображения на скалах и камнях, высеченные доисторическими людьми и, очевидно, имевшие магическое значение. Относятся к концу палеолита и неолиту.

Десять минут, двадцать, тридцать я следил за мельтешением толпы, впитывал ее эманации, слушал ее слитный голос, и постепенно хаотический сумбур начал обретать цель и смысл. В какой-то момент мне стало ясно, что первичных и инициантов тут примерно поровну и что древних и самых опасных тварей среди них нет. Затем я выделил некие группы, подобные рассредоточенным по залу кластерам; объединяющим признаком был не пол, не возраст, не манера поведения, не изысканность убранства, а цветовая гамма одеяний. В платье одних сочеталось, как у Пафнутия, желтое с зеленым, другие были в красном с золотом, в оранжевом с черной каймой или с темными, как ночь, кружевами, в бело-синем, лилово-фиолетовом, розово-пурпурном. Я насчитал девять таких групп, перемешавшихся между собой и как будто не проявлявших друг к другу ни вражды, ни особой приязни. Три-четыре сотни ублюдков болтались по залу, точно скучающая публика во время антракта, бродили там и тут, поглядывали на сцену как бы в ожидании спектакля, о чем-то толковали, скапливались у точек притяжения, коими были буфеты, столы и красивые женщины. От столов, находившихся близко ко мне, доносились хруст, чавканье и бульканье.

Кто сказал, что вампиры не пьют и не едят? Это все выдумки Брэма Стокера и прочих писак, паразитирующих на нергальем племени, на вурдалаках, привидениях и зомби. Едят они, судари мои, да еще как! Те, кто попроще, трескают бифштексы с кровушкой либо жареного гуся, а аристократам устриц подавай, омаров, рябчиков в сметане и ризотто с чернилами каракатицы. Водкой брезгуют, хлещут дорогой коньяк, виски и текилу, херес и мускат. Другое дело, что ни пища, ни спиртное их не насыщают, такой уж у них метаболизм или, проще говоря, обмен веществ. Для нас в жратве удовольствие и польза, для них лишь наслаждение вкусом – возможно, в память тех времен, когда они были людьми. Зато вкусовой диапазон у них гораздо шире: не всякий человек порадуется сырым мозгам или фрикасе из крысы, а вампир сожрет и не поморщится.

Наблюдая за их круговращением, я стал замечать знакомые лица, однако не важных особ, попавших в картотеку Гильдии. Лишнего в ней магистр не держал, а эти персоны были мелкой шушерой – всегда на виду, всегда досягаемы и, значит, почти безопасны. Полдюжины известных потаскух, пара певичек-лесбиянок, две теледивы сексуальной конституции, сытые дамы с Рублевки, десяток шоуменов… Все они пили кровь по-тихому, сосали жен или мужей, любовников или любовниц, а кое-кто не скрывал своих пристрастий, ибо лучший повод для рекламы – скандал и эпатаж. Их популярность зиждилась на любопытстве фанатов, ценивших не голос и не актерский

дар, а запах грязного белья. Измены и разводы, драки, оскорбления, дележ имущества, квартир, детей, секс с ослами и собаками… Было время, рукоплескали гомикам, ломились на шоу трансвеститов, однако приелось, все приелось… Вампиры притягательней. Вампир-телезвезда без крови не останется.

Гулко и резко ударил невидимый колокол. Толпа отхлынула от столов со снедью и питьем, и в ней началось торопливое, но пока неясное перемещение, будто птицы разных пород и разных окрасок вдруг пожелали сбиться родственными стаями. Затаившись в своей щели, я следил за этим пестрым калейдоскопом, предчувствуя, что главные события впереди. Не затем же собралась здесь эта нечисть, чтобы демонстрировать наряды, шушукаться и угощаться!

Колокол бухнул снова, и центральная часть возвышения стала плавно опускаться. Лифт с открытой платформой, решил я. Куда он движется? Очевидно, на второй подземный ярус, где, надо думать, были апартаменты владык. Их ожидали; суета закончилась, и теперь желто-зеленые сбились в кучку, и такими же плотными группами собрались красные, бело-синие и остальная челядь.

В третий раз прогудел колокол, и платформа поднялась. Десяток фигур, явившихся словно из ада, были прямо передо мной, так что я мог разглядеть их одеяния и лица во всех подробностях. В центре стояли две женщины, пышная блондинка в красном с золотом и стройная, очень красивая дама с черными волосами, в черной же мантилье, спадавшей мелкими складками на обнаженные плечи и лиф оранжевого платья. Эта жгучая брюнетка была, несомненно, графиней Батори; белобрысая леди Винтер, она же Гунько, на графский титул не тянула, да и на леди тоже. Справа от графини маячил изящный синьор в черном плаще, расшитом серебряной нитью, а при нем – телохранитель или слуга, тоже в черно-серебряном одеянии. С другой стороны, рядом с самозваной леди Винтер, тоже торчали двое мужчин: костлявый тип в голубом и сером и низкорослый человечишка, почти что карлик, в роскошном наряде кавалера елизаветинских времен: розовый камзол, пурпурные лосины, перчатки того же оттенка, шляпа с перьями и золотая цепь на тощей шее. За этой шеренгой я разглядел еще четверых: мужчины в бело-синем и желто-зеленом и две девицы – похоже, выполнявшие роль эскорта. Красотки были почти нагими, в скудных желтых топиках и зеленых мини-юбках.

Желто-зеленый являлся боссом Пафнутия, то есть полтавским экс-секретарем Пал Палычем Чуриковым, по прозванью Пашка-Живодер. Карлик в пурпуре – Пол Пот, он же Харви Тейтлбойм, садист-педофил, дар Лондона России. Так сказать, с нашей помойки – вашему столу… Синьор в плаще – скорее всего, Цезарь Борджа, [6] герцог и кардинал. Кровавый маньяк, самый древний среди прочей нечисти – было ему пять веков с хорошим гаком. Остальные не определялись с той же четкостью, но я полагал, что вижу Генри Форда и Щекотило.

6

Цезарь (Чезаре) Борджа (1476-1507), герцог Валентино и кардинал, сын римского папы Александра VI (Родриго Борджа) и брат Лукреции Борджа. Происходит из знатного итальянского рода с испанскими корнями. Командовал папской армией, убит в сражении в Испании. Известен своим коварством и жестокостью.

Странно, но Джавдета и Пичи Вомбы в этой компании не было. Я бы узнал их даже без фотографий в досье – один чернее дегтя, другой по виду басмач басмачом. Из главарей ребята, не шестерки… Каждый при банде – вон, стоят в одном углу лилово-фиолетовые, а в другом – полосатые, белые с желтым. Стоят и друг на друга зыркают не очень ласково…

Явление владык зал встретил воплями, лязгом челюстей и дружным приветственным рокотом. Монстры сбились в плотные кучки, и теперь стало видно, сколь просторна Нижняя Камера: у возвышения, в центре и вдоль ряда столов – всюду пустота. Должно быть, готовился какой-то ритуал, один из тех, что бывают на сатанинских сходках, – может, танцы нагишом, пытки девственниц или совокупление с черными козлами. Правда, ни девственниц, ни козлов я пока не видел.

Тем временем главные персоны разделились. Карлик в розовом камзоле сошел вниз, прислонился к стене у левой арки, снял шляпу и принялся обмахиваться ею. Графиня и леди Винтер устроились в креслах, мужик в бело-синем и тип в голубом тоже присели, а желто-зеленый Пал Палыч отступил вместе с девицами за линию кресел, хотя свободных мест хватало. Телохранитель синьора в плаще направился к краю возвышения и сел там, свесив ноги. Смысл всех перемещений был таков: Цезарь Борджа – а я уже уверился, что это он, – стоял теперь перед сборищем подданных и собратьев в полном одиночестве.