Паутина прошлого

Щабельник Виктория

— Красивые слова. Вот только они звучат как насмешка.

— Я не хотела насмехаться над тобой.

Поняв, что продолжать дальше не имеет смысла, я поднялась и прошла к лестнице. Меня остановил его голос, полный злобы и презрения:

— Жаль, что я не трахнул тебя в том подвале!

Я тут же обернулась, и постаралась улыбнуться:

— А чем тебе плох этот? — непринужденно поинтересовалась я, и, не желая видеть его реакцию, поднялась наверх.

XXIV

Я вбежала в свою комнату и со злостью хлопнула дверью. Ребята, судя по всему, вернутся не скоро, а значит, я могу позволить себе выпустить пар. Черт! Я же видела

его фотографию, пусть нечеткую, но все же. Разумеется, он изменился за эти годы, вот только взгляд остался прежним. Не знаю, каким был Макс Пахомов до тюрьмы, но вот после… Мы сами создали это чудовище, и поздно раскаиваться в содеянном. Не знаю, что меня толкнуло, назвать его Максом, но произнося это имя, и увидев выражение его лица, уже ни минуты не сомневалась в том, кто он такой. Это было так логично… Я давно должна была понять, что он собой представляет, но меня сбили с толку разговоры о камне и деньгах. Как же! Возможно, он совсем не против заполучить Странника, но прежде собирается расправиться с нами. С каждым по очереди. Именно это я видела в его глазах — наш приговор. Не думаю, что Харламов, точнее, Макс Пахомов приехал сюда, не имея четко продуманного плана, и я просто уверена, что наша первая встреча на автобусной остановке была не случайна. Но зачем ему было все это нужно? Расположить меня к себе? Вызвать доверие? Похоже, у него это получилось. Правда, не сразу. Но после чудесного спасения на дороге, а потом на пожаре я все же прониклась к нему симпатией. Настолько, что решилась познакомить с тетей Клавой. Боже! Какой я была дурой! На миг перед глазами предстала картина: больничная палата, умирающая женщина и он, Макс, стоящий перед ней на коленях. О чем он думал в тот момент? Об отце, которого почти не знал, и увидел на краткий миг уже мертвым? О годах, проведенных в тюрьме за преступление, которое совершил кто-то другой? Сейчас это уже не имело значения. Мы все собрались в этом городе не случайно, но покинуть его сможет не каждый.

Я прошлась по комнате, понимая, что как бы ни сложилась ситуация, мои руки будут в крови. Готова ли я к этому? Остановившись напротив зеркала, посмотрела на свое отражение. Молодая женщина в красном платье, со спутанными, неровно обрезанными волосами. Однажды ей предстоит исчезнуть, раствориться. Вот только, смогу ли я жить с тем, что она оставит мне в наследство?

Решившись, я прошла в ванную и порылась в шкафчике — бинт, перекись, йод. Должно хватить. Сложив все это в небольшой пакет, я открыла дверь подвала и спустилась вниз. С нашей последней встречи лицо Харламова распухло еще больше, и было покрыто засохшей коркой крови, синяки на теле приобрели фиолетовый оттенок, на голове была свежая рана от удара монтировкой. К счастью, она перестала кровоточить, а значит, у него были все шансы пережить эту ночь. По крайней мере, я на это надеялась.

Я опустила пакет на столик, и подошла к пленнику поближе. Никогда бы не смогла признаться кому-нибудь, как мне безумно жаль видеть его в таком ужасном состоянии. Это было сродни тому, что испытывает человек, видя дикого и опасного зверя, посаженного в клетку: чувствуешь, что ему там не место, и, возможно, неволя его убьет, и в то же время понимаешь, что стоит тому освободиться, как он тут же тебя растерзает. Без сомнений и сожалений. Не думала, что ребятам удастся одержать над ним вверх. Хотя, им, скорее всего, просто повезло. Увидев меня, Харламов приподнял голову и окинул таким взглядом, что мне захотелось немедленно отсюда убраться. Но я сдержалась, понимая, что если сейчас ничего не сделаю, то через пару дней мне выпадет счастливая возможность повторить наше путешествие за город до места упокоения тела N 1 с перспективой земельных работ на открытом воздухе.

Потенциальное

тело N 2 скривило разбитые губы, но к счастью для нас обоих промолчало. Ну что же, раньше начну, раньше окажусь в своей комнате с чувством выполненного долга, упиваясь собственным милосердием.

Увидев в моих руках бинт, Харламов не смог скрыть удивления, однако, быстро его подавив, снова принял злобный и неприступный вид. Решив не заморачиваться по этому поводу, я слегка дотронулась бинтом, смоченным в перекиси, до губ Макса.

— Не больно? — машинально спросила я, и тут же заткнулась, понимая всю абсурдность ситуации.

— Приятно — пугающе улыбнулся Макс, и я решила не терять попусту время, понимая, что мое присутствие его бесит. Вздрогнув, я придавила бинт сильнее, понимая, что причиняю ему боль, испытывая двоякое чувства радости и раскаяния. В конце концов, он со мной не церемонился. Хотя бить ногами уже упавшего было не достойно. Упавшего — фигурально выражаясь. Этого экземпляра смогла свалить только монтировка, и еще неизвестно, что он собирался с нами сделать, оставаясь на свободе.

Смочив кусок чистого бинта йодом, я порадовалась, что не придется сбривать волосы на голове. В конце концов, в мои планы не входило провозиться с ним всю ночь.

— Ты так добра, — с издевкой замети он.

— Не люблю быть обязанной, — я перевела взгляд на свою руку. О перевязи я так и не вспомнила, поэтому каждое движение было чуть медленнее, чем мне бы хотелось.

— Твои приятели еще не вернулись? Думаешь, они найдут то, что ищут? — странно, но у меня создалось впечатление, что Харламов совсем не против поговорить. Вот только мне совершенно не хотелось отвлекаться.

— Не думаю. Я ведь знаю тебя, — я нахмурилась, сосредоточенно колдуя над раной, и в тот момент была бы рада, если бы он просто заткнулся и не мешал. Но, кажется, его прорвало.

Возможно, он не любил одиночества…

— Знаешь, я даже рад, что между нами теперь нет никаких тайн. Ты воровка, предательница и убийца, а я тот, кто тебя накажет. Все просто.

— А как же презумпция невиновности, справедливость, правосудие? — отвлеченно спросила я.

— Милая, ты веришь в эти сказки? С мыслями о справедливости я распрощался, потеряв пару зубов и одну почку на очередном допросе. Не говоря уже о сломанном носе, ребрах, сотрясении мозга и прочей ерунде. Это не стоило того, чтобы признаваться в чьих-то грехах. Жаль, что лейтенант Казарин считал иначе. Впрочем, перед смертью он об этом сильно сокрушался. Даже плакал. Жалкое было зрелище.

Или просто хотел меня отвлечь…

— Уже закончила? — поинтересовался он, видя, что я складываю бинты и перекись в пакет.

— Да. Возможно, еще пару дней протянешь, — не удержалась я.

— Отлично. Ты просто чудо! Я не могу выразить тебе свою благодарность. Кстати, я тоже.

— Ты тоже — что? — не поняла я.

— Закончил, — он резко поднял руки, совершенно свободные от веревки.

Бутылочка с йодом выскользнула из моей руки и упала, расплескав содержимое по полу.

— Черт, — оторопело прошептала я, делая несколько шагов к лестнице, понимая, что ни за что не успею. Я рванула с места и бежала так быстро, как только могла. Сзади до меня донесся смех Харламова. Главное, успеть взбежать наверх и закрыть за собой дверь на засов. Он ни за что не сможет выбраться оттуда, а потом вернутся ребята, и смогут с ним справиться… наверное.

Он догнал меня на середине лестницы. Его рука перехватила меня и сдернула вниз. Я упала со ступенек на каменный пол и не смогла сдержать болезненного стона.