Павел I
Шрифт:
Причины изгнания Уитворта до конца не ясны. В качестве главного повода всегда выставлялась Мальта; Англия не собиралась возвращать остров мальтийским рыцарям, которым он принадлежал без малого четыреста лет. Наверное, так оно и было, но думается, что сыграла свою роль и деятельность будущего лорда в Петербурге, которая далеко не отвечала нормам дипломатического политеса. Посол порой вел себя в столице огромной Империи, как какой-то наместник в завоеванной стране. В здании посольства открылся своего рода клуб, куда приглашались различные сиятельные особы и светские дамы, где велись разговоры в самом фривольном духе и где можно было получать английские газеты и журналы с самыми невозможными с точки зрения
Кроме того, посол заимел в столице любовные связи, служившие темами пересудов в Петербурге. Самой известной его возлюбленной стала Ольга Александровна Жеребцова, урожденная Зубова (1766–1849). Она была сестрой братьев Зубовых, состояла в браке с камергером АЛ. Жеребцовым (1764–1807), который, впрочем, ничего не мог поделать с неукротимым нравом своей супруги.
Второй возлюбленной посла являлась графиня Анна Ивановна Толстая, урождённая княжна Барятинская (1777–1825). Она была супругой камергера двора Цесаревича Александра графа Н. А. Толстого (1765–1816), но её сердце «принадлежало сэру Чарльзу». Обе дамы «сгорали от любви», но если графиня Толстая изливала свои чувства в письмах, рыданиях и приступах меланхолии, то Ольга Жеребцова была куда более деятельной.
Она сделалась глазами, ушами и, образно говоря, руками английского посла и стоявшего за ним правительства «Его Величества» во главе с Уильямом Питтом (1759–1806). Салон Ольги Жеребцовой стал не только англофильским центром Петербурга, но и центром анти-павловских инсинуаций и интриг. Именно здесь собирались люди, которые не просто ненавидели Государя, но стали вынашивать план его свержения. Жеребцова-Зубова, которую граф Валентин Зубов заслуженно назвал «авантюристкой широкого размаха», принимала а этой деятельности самое заинтересованное участие. Ходили слухи, что после блестящих приемов в своем родовом гнезде Ольга Жеребцова переодевалась в платье нищенки и в таком виде приникала к генерал-губернатору графу Палену, где обсуждала секретные планы по свержению Императора Павла. Конечно, это романтическое сказание, на которые XIX век был так богат…
Существуют предположения, что через Ольгу Жеребцову из Лондона переводились деньги для заговорщиков — то ли 2 миллиона рублей, толи 40 тысяч фунтов стерлингов. Точная сумма не известна, и никаких надежных документов до сих пор не найдено; имеются в наличии только глухие эпистолярные намеки и устные рассказы. Подробные финансовые документы вряд ли когда и обнаружатся. Для английских правящих кругов устройство переворотов и убийств неугодных политических лидеров в других странах всегда являлось «обычной» практикой внешнеполитической деятельности, И они прекрасно умели скрывать тайные нити подобных операций. Сам же факт поддержки со стороны Лондона анти-павловского движения в Петербурге не может подлежать спору.
Здесь уместна, так сказать, общеисторическая аллюзия. Английские историки и политические деятели различных направлений всегда, как только заходила речь о России, принимали (и принимают) позу моральной добродетели, обвиняя Россию чуть ли не во всех смертных грехах. Так давно повелось, и тенденция не исчезла до настоящего времени. Но никогда они не признают, хоть ворох документальных свидетельств покажи, преступления Англии в других странах. В лучшем случае скороговоркой обмолвятся о том, что «такие были времена», что это— «давно ушедшее», что «мировые условия» оправдывали акты преступлений. И всё; иного от них никто не добьется.
А уж чтобы написать и опубликовать исследование, где бы разоблачалась преступная деятельность английского правительства в России, — об этом не может быть и речи. Ведь Россия — «страна дикарей», страна «варваров», а если Англия что туда и приносила, то только «цивилизацию». Россия никогда не вмешивалась во внутренние дела Британии, и трудно даже вообразить, что если бы существовал хоть один подобный случай, то сколько бы гневных слов было произнесено потом, сколько бы трактатов и негодующих разоблачительных исследований бы написали…
В любом случае, вне зависимости от размера английской субсидии, сами участники заговора, если что и получили, то крохи. Основную часть субсидий присвоила Ольга Жеребцова, которая незадолго до Цареубийства, в конце февраля 1801 года, отбыла в Англию. В «стране тирании» ей никто препятствий не чинил, хотя подобная поездка должна была быть одобрена самим Самодержцем. Жеребцова летела в Лондон «на крыльях любви». Мечта тридцатипятилетней дамочки была близка к осуществлению: наконец, они соединят свои жизни навсегда, до гробового входа. Правда, Жеребцова оставалась замужней женщиной; брак же, заключенный по православному обряду, расторгнуть было невероятно сложно. Для этого требовались экстраординарные обстоятельства. Любовь к постороннему мужчине в такой разряд никак не попадала. Но это не имело никакого значения.
Ольга Александровна не собиралась возвращаться в Россию, и она ехала в «свободную» страну, а предмет её вожделенной страсти был холостым. Она узнала об убийстве Императора Павла в Пруссии и первое время скрывала свое соучастие, но постепенно осмелела, начала бравировать, что вызвало возмущение при дворе Короля Фридриха-Вильгельма II.
Русскую матрону и аферистку настигло горькое разочарование. Чарльз Уитворт совершенно не собирался жениться на какой-то русской. Да, она была ему нужна, когда он исполнял важную государственную миссию в России, да, такие дамы, как Жеребцова, были очень удобны для осуществления тайных операций, но когда он вернулся в Англию, а потом пришло известие об убийстве Императора Павла, Жеребцова стала ему ненужной, превратилась в обузу. Он прервал с ней все отношения именно в марте 1801 года; теперь это был «отработанный материал».
Уитворт осуществил удачную брачную комбинацию, которая сразу же вознесла его в круг высшей британской аристократии: 27 апреля 1801 года он женился на леди Арабелле Диане Коуп, овдовевшей герцогине Дорсет. Отвергнутая русская любовница не могла стерпеть предательства и всем и каждому рассказывала, что «сэр Чарльз» ей должен деньги, что он её «обворовал».
В завершение всей этой нелицеприятной истории уместно добавить, что Жеребцова в Англии вела жизнь богатой иностранки, к которым англичане всегда относились с предубеждением. «Русская» — синоним чего-то чужого и второсортного; это почти ведь как какая-нибудь «папуаска». Двери особняков всех сколько-нибудь престижных фамилий для таковых были закрыты раз и навсегда. Богатство в данном случае не имело первостепенного значения; важно было иметь «высокое родословие». А какое «родословие» у русских? Они ведь «варвары» и предки у них могли быть только «дикарями».
Несчастная авантюристка была безутешна; ситуацию совсем не скрашивало и прибытие к ней постылого мужа — Александра Александровича Жеребцова; заменить сэра Чарльза ей никто не мог. Существует предание, что Ольга Жеребцова в Англии умудрилась «упасть в объятия» будущего Короля (1820–1830) Георга IV и якобы родила от тогда герцога Уэльского и «принца-регента» сына, получившего имя Георга, а фамилию Норд, которого и привезла в Россию. Король Георг IV с молодых лет слыл пьяницей и ловеласом. Дотошные английские биографы установили «18 дамских привязанностей» принца Уэльского, а затем Короля, некоторые из них рожали ему детей. Однако имя Ольги Жеребцовой в этом «любовном списке» не значилось. Может быть, она, выражаясь современным языком, «проскочила без документов и вне очереди»?