Паводок
Шрифт:
Мамаша поставила стакан с соком на стол.
— Насчет страховки?
— С ней все в порядке? Или нет?
— А ты как думаешь? — сказала она, глядя на меня.
— Полис у вас с собой? — спросил Хуго.
— Хочешь прямо сейчас посмотреть?
— А что, это мысль! — одобрил Хуго.
Мамаша допила сок, поставила стакан, но из рук не выпустила.
— Мы, никак, оставили его там? — пробормотала она.
Хуго бросил зубочистку в пепельницу.
— Значит, полис вы забыли, — подытожил он.
— Никакого полиса вообще нет, —
— Ты хочешь сказать, что Йёрстад не застрахован?
— Взносы по страховке не платили много лет. Мамаша потянулась за соком. Хуго взял кувшин, до краев наполнил ее стакан, поставил кувшин на место. Потом отправил зубочистку в пепельницу.
— Йёрстад под водой, а у тебя нет страховки от стихийных бедствий?
— Ты же слышал, — сказал я. — Когда вода спадет, мы ни эре от страховой компании не получим. Придется искать другой способ возместить убытки.
— Кое-что мы от государства наверняка получим, — пискнула мамаша.
— Это еще неизвестно, — возразил я. — После паводка восемьдесят девятого года одна семья так и живет в вагончике на Киркенере. Никакой гарантии нету.
Хуго откинулся на спинку стула.
— Н-да, вообще-то я ничуть не удивлен. Все в мире идет своим чередом, и у моих родичей тоже. Плохо дело, — сказал он и уныло посмотрел на Бетти.
— Хуго, — тихо обронила она.
Он кивнул, тем давним, всеведущим кивком, будто собрал в голове все знания об этом большом, прогнившем мире, потом изрек:
— Вообще-то лучшего вы и не заслуживаете.
— Хуго, прошу тебя! — прошептала Бетти.
Хуго вытянул трубочкой бескровные губы и уставился на дорогу, где как раз проходили мимо умственно отсталые подростки-монголоиды под надзором руководителя.
— Годами нос задирали, знаться с нами не хотели. За километр обходили. А как пришла беда, мигом позабыли про свою фанаберию. Тут и злодей Хуго пригодится. Манатки на плечо и давай Бог ноги — приюти, Хуго, будь добр!
— Так ведь ты сам не желал нас видеть! — вставила мамаша.
— Одного из вас. Только одного, — сказал он, глядя на нее.
— Говори прямо, что имеешь в виду меня! — вспылил я.
— Я вот, между прочим, сижу и кой о чем думаю. — Он замолчал. Такая у него манера. Начнет что-нибудь говорить и вдруг замолчит, ни слова больше не скажет, пока кто-нибудь не задаст вопрос. Тогда только он продолжит прерванный монолог, будто и не слыхал вопроса.
— Как жить в одном доме с человеком, который бьет родную сестру? — изрек Хуго.
Нина выскочила из-за стола. Хотела что-то сказать, да так и не сказала. Выбежала из комнаты. В коридоре хлопнула дверь уборной.
Хуго сверлил взглядом мои руки.
— Поздравляю! — Глаза у него потемнели.
Мамаша отодвинулась от стола, встала.
— Может, кончите препираться? Я хочу кое-что сказать.
Судя по звукам, доносившимся из коридора, Нину рвало. Мамаша покосилась на дверь.
— Пожалуйста, не надо речей, — попросил я.
— Ты можешь помолчать? — вскинулась она.
Я вздрогнул. Этак вскидываться вообще-то не в ее привычках. С торжественным и беспокойным видом она огляделась, потом сказала:
— Ну почему всегда так получается? Почему никто здесь ничего поделать не может? Почему у нас в семье вечные распри?
— Вон она, причина, на том конце стола, — ввернул я.
Хуго начал вставать со стула.
— Сядь! — сказала мамаша. Хуго сел. — У нас два пути. Один мы давно испробовали и знаем, куда он ведет. Но есть и другой путь, который ведет к восстановлению усадьбы, семьи и доброго имени Йёрстадов.
Я не поднимал глаз от стола, мне было неловко.
— Все наверняка утрясется, — сказал я.
— Не перебивай, пусть говорит, — прицыкнул Хуго, задрав подбородок.
— Спасибо, — поблагодарила мамаша. — Я хочу покончить с этой враждой. Хочу, чтоб мы были вместе и, как только неприятности останутся позади, взялись за работу, дружно, засучив рукава. Мы можем сделать очень много. Отстроим скотный двор побольше, и новый сеновал, и новый дом. Скотины прикупим.
— А деньги-то откуда возьмутся? — вставил я.
— Я полагаю, вам известно про мой счет в сберкассе, — сказал Хуго. Быстро так сказал — наверняка заранее все спланировал. Потом скрестил руки на груди и легонько кивнул, очень довольный собой.
Мамаша оперлась на спинку стула и пробормотала:
— Да, ты что-то говорил.
— А почему ты завел об этом речь именно сейчас? — поинтересовался я.
Мамаша испуганно покосилась на меня.
— Один из нас должен кое-что отдать, иначе ничего не получится, — сказала она и посмотрела на меня так, словно уже просила прощения.
Я откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке, а мамаша добавила:
— Я решила перевести усадьбу на Хуго.
— Ты сбрендила. Так дело не пойдет. — Я покачался на стуле.
— Усадьба принадлежит матери, — заметил Хуго, беря новую зубочистку.
— Управляю Йёрстадом я. И буду управлять. Никто не помешает мне вести хозяйство в собственной усадьбе, — сказал я, продолжая качаться.
Мамаша помотала головой.
— Хуго согласен вступить во владение. Ты ловко управляешься со скотиной, но к финансовым делам у тебя таланта нету. Того гляди, доведешь хозяйство до ручки. Я уверена, так будет куда лучше.
И это говорила женщина, которая годами копила в ящике напоминания страховой компании, впадала в истерику всякий раз, как предстояло заполнять налоговую декларацию, а земельный участок на Заднике сдала в аренду буквально за гроши. Я воочию видел перед собою йёрстадский дом, видел, как он понемногу темнел и оголялся, как по стенам разбегались трещины, шторы выцветали, мебель старела, и отдает она усадьбу не ради выгоды, не затем, чтобы та стала прибыльной, а затем, чтобы превратилась в идеальное хозяйство по версии Хуго.