Печали американца
Шрифт:
В воскресенье вечером, когда я читал статью, полученную за несколько дней до этого от Бертона, в дверь позвонили. На ступеньках крыльца стояла Эгги, возле ее ног лежал туго набитый рюкзак. На ней была бейсболка, теплая ворсистая розовая юбка, явно не по росту, и черные резиновые сапоги. Я открыл дверь, и на меня взглянули два скорбных глаза. Я поздоровался, но ответа не получил, в ответ на приглашение войти она повернула голову и оглянулась. Я ничего не сказал, но догадался, что Миранда знает, куда пошла дочь.
Эгги
— По-моему, у тебя что-то болит, — произнес я.
Эгги поднесла тыльную сторону ладони ко лбу и сложила губы трубочкой, стараясь выдуть длинную струю воздуха. Мне вспомнилась «Варежка» и еще почему-то хромота, которую я в третьем классе, после того как упал, симулировал несколько часов.
— У меня вся грудь болит изнутри и глаза плохо видят.
— Бедненькая.
— Да, — сказала Эгги, бросила взгляд в сторону прихожей и продолжала: — Я, наверное, должна пить лекарства, как деда, когда у него давление. У меня тоже давление.
— У детей обычно с давлением все в порядке.
Несколько секунд она смотрела куда-то внутрь себя, потом промолвила еле слышно:
— Мои другие бабушка с дедушкой разбились на машине.
Теперь ее выражение лица изменилось, отчаяние казалось неподдельным. Эглантина наклонилась вперед, глядя мне в глаза:
— Они умерли мгновенно.
Она явно кого-то цитировала. Кого? Отца? Мать? Кто ей рассказал об этом?
— Я понимаю, Эгги. Об этом очень страшно думать.
— Очень.
Она подыскивала, что бы еще сказать.
— Я, наверное, перееду жить к папе.
— Ты не хочешь больше жить с мамой?
Тонкие ножки в сапогах не доставали до пола, теперь они беспокойно закачались взад-вперед.
— Он мне все разрешает делать, сказал, что мы пойдем в «Шесть флагов». [60]
60
«Шесть флагов» (Six Flags, Inc) — одна из крупнейших в мире сетей тематических и развлекательных парков, насчитывающая более 20 объектов, расположенных по всей Америке.
Вопреки таким радужным перспективам, она выглядела глубоко несчастной.
— Ну, смотри, как хорошо. Только ты почему-то не радуешься, тебя что-то огорчает.
Эгги посмотрела в окно и посветлела лицом, а через мгновение раздался звонок в дверь. Я пошел отворять и вернулся вместе с Мирандой. Эгги встретила нас, распростершись на диване с прижатой к сердцу рукой. Глаза ее моргали с неистовой силой.
— Эглантина плохо себя чувствует, — объяснил я Миранде.
Миранда скрестила руки на груди и к дочери подходить не спешила.
— Вы знаете, она в последнее время просто не вылезает из медкабинета
Она подмигнула мне и повернулась к дочке, которая дышала со свистом, а теперь начала стонать. Миранда подошла к дивану, бережно подвинула ножки Эглантины, присела рядом, взяла тонкую детскую ручку и принялась ее поглаживать:
— Вот так полегче?
Эгги кивнула.
Миранда коснулась губами ее лба, поцеловала его, а потом принялась целовать нос, щеки и подбородок:
— А вот так?
Эгги зажмурилась. Мать продолжала покрывать поцелуями ее руки, ладошки, голую полоску живота между футболкой и юбкой.
— А вот так? — промурлыкала она с улыбкой.
Эгги обхватила мать за шею:
— Мамочка, я ведь тебе не надоела?
Два последних слова она выговорила очень тщательно, словно они были иностранными.
Миранда чуть отпрянула назад и изумленно посмотрела на дочь:
— Надоела?
— Но я же слышала, как ты говорила, что тебе все надоело.
— Когда?
— Когда рисовала. Я сама слышала. Ты сказала: «Как же мне все надоело!»
— Что ты, солнышко, ну как ты можешь мне надоесть? Да я жить без тебя не могу! Как ты могла такое подумать?
Я сел в кресло. Эгги не сводила с матери своих огромных глаз.
— Я испугалась, что тебе надоело, потому что со мной так, — Эгги набрала полную грудь воздуха и выпалила: —…так трудно.
Рот Миранды растянулся в улыбку, и она расхохоталась:
— Трудно? Мне с тобой трудно? С чего ты это взяла?
Эгги тоже заулыбалась в ответ, потом ткнулась головой матери в шею и принялась пылко ее целовать, приговаривая:
— Мамочка, мамочка моя!
— Пойдем-ка домой, моя радость, а то у Эрика наверняка еще куча дел.
— Только пусть меня понесу-у-ут. Я хочу, чтоб меня понесли. Ну пожалуйста.
— Эгги, ты же уже большая! — укоризненно покачала головой Миранда.
Нам пришлось тащить нашу маленькую симулянтку вдвоем — я за ноги, Миранда за руки — вниз по лестнице. В прихожей мы ее покачали пару раз вправо-влево, потом бегом ворвались в их квартиру, а она все это время заливалась смехом. Дома Эгги и Миранда, обнявшись, рухнули на диван, а я пошел к себе. Закрывая дверь, я слышал, как Миранда напевает какую-то чудесную мелодию. Голос у нее оказался высоким, куда выше, чем я ожидал, и очень чистым.
Тем же вечером я позвонил Лоре Капелли. Несомненно, сцена, разыгравшаяся у меня в гостиной между Эгги и Мирандой, имела самое непосредственное отношение к решению пригласить на свидание другую женщину. Сегодня я увидел совсем другую Миранду — открытую, теплую, нежную, веселую, — такой она была со своей маленькой дочерью. Ею двигали инстинкты, они не ошибаются, и те же самые инстинкты заставляли ее вести себя настороженно и отчужденно в моем обществе. Мы с Лорой оказались почти соседями, и, когда я позвонил и пригласил ее в пятницу поужинать вместе, она сказала: