Печать богини Нюйвы

Астахова Людмила Викторовна

– Я тоже рада.

– Чему же?

– Тому, что из-за меня сегодня никто не умрет, – не удержалась от насмешливой подначки Татьяна, но отчего-то совсем не почувствовала раздражения.

– До заката еще далеко, моя Тьян Ню, – понимающе усмехнулся собеседник. – Но уверен, мои люди будут изо всех сил стараться угодить вам. Ведь это самый простой способ избежать наказания. Чем розовее ваши щеки, тем счастливее все вокруг.

– Вы – тиран, генерал Сян.

Юн только руками развел.

– Тут ничего

нельзя сделать. Либо я буду добр, и очень скоро моей головой украсят стену императорского дворца, либо… – Мужчина хлопнул себя ладонями по бедрам. – Либо вы сейчас же набросите плащ на плечи, чтобы не замерзнуть и снова не заболеть.

Он вскочил и, не дожидаясь разрешения, накинул на Таню свой собственный плащ – теплый и неизменно пахнущий лошадьми.

– Вернитесь в шатер, Тьян Ню, попейте целебного чая, потом покушайте супа, – мягко, но настойчиво посоветовал Сян Юн.

– А вы отпустите даоса.

Генерал подозрительно сощурился.

– И это все?

– И заплатите ему, пожалуйста. Его пилюля скольких-то там духов – это что-то удивительное. Боль сразу как рукой сняло.

– Девяти Духов пилюля, – скрипуче подсказал из шатра знаменитый врач.

– Интересно, в этой стране можно хоть иногда поговорить с другим человеком, не будучи подслушанной со всех сторон еще двадцатью любопытными персонами? – в сердцах буркнула Таня.

Чуский полководец задумался.

– А вы бы хотели поговорить наедине? Не боитесь меня больше?

– Я не боюсь. Я немного опасаюсь, – сказала девушка и, заметив, как погрустнел генерал, поспешила добавить: – Вы очень порывистый человек. И такой непредсказуемый.

– Ну вот, вы снова побоялись сказать откровенно, – вздохнул он.

«А не нужно было бросаться на меня, как дикий зверь!» Мысленный упрек, видимо, все равно отлично читался на лице Татьяны.

– Хорошо вам отдохнуть, Тьян Ню, – отрывисто бросил Сян Юн, поклонился и ушел, кипя от досады.

– Невозможный человек…

– Вспыльчивый оттого, что у него горячая печень, – подал голос Ли Цяо, все еще топтавшийся у самого входа в шатер. – Всю ночь не спит или спит, но мало, утром у него плохое настроение, а глаза сухие и воспаленные. Глаза, печень и вспыльчивость взаимосвязаны, так как относятся к элементу металлу.

– Печень у него горячая, видишь ли! Металл у него… в одном месте! Так полечите кто-нибудь его наконец! – фыркнула Татьяна, но плащ против собственной воли на землю не скинула. Пригрелась.

Люси, Лю Дзы и соратники

– Да где ж ты их только находишь-то?! – простонал Цзи Синь, когда долгожданный предводитель наконец-то вернулся к своим верным соратникам,

спрыгнул с коня, радостный, и добычу свою наземь спустил.

– Это… это же не… – Братец Фань – тот просто побелел и попятился, некультурно тыча пальцем в спутницу командира Лю.

– Хулидзын. – Цзи Синь моргнул и даже глаза протер, надеясь, что жуткое видение сгинет. – Это хулидзын!

Небесная лиса в ответ на такое приветствие нехорошо прищурилась и клацнула зубами.

Командир Лю потемнел лицом, нахмурился и отчеканил:

– Это – моя женщина. А ну разойдись! Вам что, делать нечего? Услышу, что шушукаетесь, как старые евнухи, или увижу, как пялитесь, – разгоню обратно по хлевам, козопасы!

– Но, брат Лю… – Фань Куай развел руками, беспомощно оглянулся на гневно трепещущего веером конфуцианца и сник. – Как скажешь, брат Лю…

– Кто еще не понял? – прорычал Лю Дзы, глядя в упор на братца Синя. – Ну?!

– Потом поговорим, – прошипел тот, но тоже позорно отступил, прикрываясь рукавом.

– Идем, Лю Си, – скомандовал мятежник и, ухватив лисицу за запястье, поволок за собой к единственной палатке, имевшейся в лагере повстанцев.

Женщина покорно шла следом, но по сторонам нелюдскими светлыми глазищами так и зыркала. Фань поежился под таким взглядом и жалобно пробухтел:

– Братец Синь, а братец Синь! А это, выходит, та самая лисица? Ну из-за которой бешеный пес Сян Юн городишко пожег? А зачем она брату Лю? От нее ж беды одни! Не, я понимаю – небесная дева, оно и полезно, и благородно, а тут-то – лиса! Хулидзын! Мало того что несчастья приносит, так она ж у него весь ян высосет! Братец Синь, что ж теперь…

– Хоть ты заткнись! – простонал Цзи Синь, которого перекосило уже от одной мысли, что хулидзын «высосет ян». И как именно станет высасывать. – Надо подумать… Подумать надо!

За братом Лю и прежде водились поступки неожиданные и безрассудные, но такое! То есть, пока они с Фанем в поте лица собирали разбежавшихся крестьян и спасали продовольствие, этот бабник с хулидзын развлекался! Да и ладно бы просто нарвал, как говорится, персиков в садах наслаждения, так нет же! В лагерь ее приволок!

– Падение морали нам обеспечено, – веско обронил Цзи Синь, в задумчивости прохаживаясь между кострами, котлами, лежанками и стойками с оружием.

– А… это самое… он же с ней… того, да? – Великан Фань Куай, вынужденный семенить, чтобы подстроиться под шаги конфуцианца, тревожно причитал и заглядывал в лицо мудрому братцу. – А она его теперь… того-этого, да?

– Как бы она теперь нас всех не «того-этого»!

– Дык а я о чем! Вот, к примеру, а что эдакая хулидзын кушает? Пшено там али рис ей подавать?