Печать богини Нюйвы

Астахова Людмила Викторовна

– Сердца она жрет и печень! – Цзи Синь прикрыл глаза ладонью и покачал головой. – Что теперь делать, ума не приложу!

– А… – пробормотал Фань, озабоченный больше проблемой питания небесной лисы, нежели самим фактом ее присутствия в армии повстанцев. – Стал быть, на охоту мне теперь?

– Иди уже, иди! – отмахнулся стратег, и братец Фань послушно отошел, а вскоре и вовсе куда-то пропал. А Цзи Синь остался наедине с невеселыми мыслями и большой беловолосой проблемой.

– М-да… –

протянула Люся, оглядываясь. Палатка, куда привел ее Лю, отличалась запредельным аскетизмом. Кроме циновки, тигриной шкуры и пары кувшинов интерьер оживлял грубо сколоченный низенький столик, тушечница, распялка для доспехов, седло и уздечка. – Бедненько. Но чистенько. Кто у тебя прибирает?

– Да прибился тут один паренек, Люй Ши его зовут, он и за Верным приглядывает… – Лю отвечал рассеянно, все еще недовольный тем приемом, что оказали им соратники. – Еще познакомишься. Будь уверена, Лю Си: любой, кто косо на тебя глянет…

– А ну-ка прекрати! – рассердилась она. – Еще не хватало! Если ты из-за меня со своими же людьми перессоришься, станет только хуже. Брань на вороту не виснет, пусть хоть все глаза проглядят, лишь бы не придушили тайком и в суп не плевали.

– Вот поэтому жить ты будешь со мной. Чтобы не придушили и не наплевали.

– Я поняла. – Девушка слегка смутилась и отвела взгляд. – Ты поэтому назвал меня своей женщиной?

– И поэтому тоже, – не стал отпираться Лю. – Но беспокоиться тебе не о чем.

– Да я и не беспокоюсь… – Чтобы скрыть внезапную растерянность, она запустила пятерню в волосы, окончательно взъерошив короткие пряди.

Мятежник с любопытством протянул руку и дотронулся до светлых волос, уже темнеющих у корней.

– А почему они разноцветные?

– Линяю! – буркнула Люси, уворачиваясь. – Так всем и скажи: линяет лиса, все от земного разорения и неустройства, а также от скудной кормежки.

– И даже лиса мне досталась линялая! – хохотнул Лю. – Эх! Вот не везет! Еще ведь и про хвост спросят. Что мне на это сказать?

– Говори: отбросила хвост, чтобы на человека больше походить.

– Линялая, облезлая, хвост отвалился… – Пэй-гун принялся загибать пальцы с преувеличенно серьезным видом. – Потрепало тебя на земле, моя хулидзын, ох и потрепало! Так ты лиса или ящерица, если хвост отбросила?

– Ах ты!.. – разозлилась Люся и вознамерилась отвесить ему оплеуху, но он со смешком уклонился, извернулся и сам ее поймал.

Девушка подавилась возмущенным возгласом и притихла. Мятежник смотрел так, словно собирался снова ее поцеловать… а может, и не только поцеловать, кто его разберет?

– Почему это вдруг «твоя хулидзын»? – внезапно охрипнув, шепотом спросила она.

– Пока не моя, – легко согласился командир Лю, отпуская ее. – Но будешь.

И прежде чем девушка успела снова возмутиться, отступил на три шага, насколько позволяла палатка.

– Я пришлю к тебе того паренька, Люй Ши. Он сделает для тебя все,

что скажешь. Обживайся.

Откинув полог, он шагнул наружу, но вопрос Люси догнал его:

– А выходить-то мне можно?

– Все, что пожелаешь, – повторил Пэй-гун. – Никто не посмеет проявить неуважение к моей лисе. А если посмеет – пожалеет.

Он ушел, а Люся, потоптавшись, уселась на тигриную шкуру и призадумалась. А чего бы, собственно, ей такого пожелать?

Но не успела девушка определиться с желаниями, как за тонкой полотняной стенкой кто-то протопал, споткнулся, упал, помянул китайских чертей и жалобно поскребся у входа:

– Небесная госпожа, дозволите вашему слуге войти?

– Дозволяю! – важно ответствовала Люся и поспешила принять торжественный вид.

С немытой и нечесаной головой и в запыленной одежде сделать это было не так уж просто, но зато на шкуре она восседала такой шикарной – всем диким вождям на зависть. Парнишка, осторожно просочившийся в шатер, явно оценил, иначе с чего бы бухнулся на колени и принялся истово кланяться.

– Как звать? – спросила девушка, когда от бесчисленных поклонов ее стало слегка подташнивать. Хотя, может, это и от голода. Аппетит себе Людмила нагуляла знатный, а от повстанческих костров тянуло такими ароматами… «Пшенка! – определила она почти профессиональным чутьем кухаркиной дочки. – И даже с мясом!»

– Люй Ши! – отрапортовал юноша, наконец-то распрямляясь. – Готов служить вашей милости… превосходительству… э… особе вашей, короче.

И, безнадежно испортив торжественность момента, шмыгнул носом и утерся замызганным рукавом. Зато взгляд был преданный до жути.

И тут в голове у дочери профессора Орловского что-то щелкнуло, вспыхнуло и громыхнуло. «Ты отлично знаешь, чего тебе бояться… – услышала она голос Нюйвы. – Ты знаешь. Просто еще не помнишь…»

– Как… как ты назвался? Из какой семьи?

Должно быть, тон у нее был очень странным. Парень побледнел и обиженно заморгал.

– Из семьи Люй, ваше… ваша…

– А скажи-ка, Люй Ши… – перебила его Люся. – Нет ли у тебя сестер?

«Сейчас, – подумала она. – Сейчас я все узнаю. Смогу убедиться. Люй-хоу, я вспомнила. Ту женщину, ту жуткую императрицу звали Люй-хоу. А какое у нее было имя? Которая из сестер этого мальчонки станет Той Самой?»

– Дык нету сестренок, – растерянно отозвался китайчонок. – Была одна, да померла еще о позапрошлой весне…

И Люся выдохнула, только сейчас осознав, что все это время едва дышала, сама не зная, почему. Значит, у него сейчас нет никакой будущей императрицы?

«А ты чему радуешься, коза? – одернула она сама себя. – Мало ли в Китае всяких Люй? И какое тебе дело?»

Абсолютно ведь никакого дела. Но почему-то мысль о том, что командир Лю и впрямь не женат, а никаких будущих Люй-хоу на горизонте не маячит, по крайней мере – пока, ее удивительным образом согрела.