Печать фараона
Шрифт:
– Мы всегда можем заглянуть в это зеркало, - шептала Ева.
– И рассмотреть детали, ускользнувшие от нашего взора.
За дверью квартиры Хромова раздались и замерли шаги.
– Это я!
– звонко произнесла Ева.
– Мы договорились о встрече по телефону.
Замок щелкнул, и Еву впустили в освещенную тусклой лампочкой прихожую. Невзрачный, неприметный хозяин сливался с унылой обстановкой запущенного жилья. В гостиной, куда Хромов пригласил гостью, было так же неуютно, голо и мрачно, как и в прихожей, стоял тот же запах пыли, старых вещей, средства против моли и чего-то приглушенно-приторного,
Подавив брезгливость, Ева уселась на диван. Вся эта затхлая, убогая квартира, ее обитатель, одетый в майку и спортивные штаны, вытянутые на коленках, этот желтоватый сумрак, это тиканье допотопных механических часов времен «развитого социализма» никак не вязались с историей фараонов, магазином «Азор», таинственным письмом и не менее таинственным человеком, который за ним явился.
– Давайте обсудим ваш сон, - сразу перешла к делу она.
– Вы не против?
– А если против, то что?
– угрюмо буркнул Хромов.
– Станете меня пугать? Я согласился поговорить с вами потому… потому, что, возможно, я ошибся. То есть… монаха я мог видеть не во сне, а наяву.
Он исподлобья бросил взгляд на Еву - глаза у него были ясные, умные. Она затаила дыхание, боясь поверить в удачу.
– Почему вы так решили?
– Вчера… мы с вашим э-э… другом, господином Смирновым, побеседовали с директоршей книжного магазина. Вы в курсе?
Ева кивнула.
– Так вот, - продолжил Хромов.
– После нашего визита, вечером… Вера Петровна вдруг позвонила мне сюда… и… она была очень напугана! Понимаете… она утверждает, что за письмом приходили еще раз!
– Тот же мужчина?
– Нет-нет, - Хромов нервно мотнул головой.
– Женщина! Католическая монахиня. Вернее… она была так одета. Вера Петровна немного разбирается в подобных вещах, она говорит, что православные монахини выглядят иначе.
– И… монахиня тоже назвала пароль?
– Пароль!
– состроил гримасу Хромов.
– Как вы интересно выразились. Действительно… шпионские страсти какие-то. Слава богу, не только со мной это происходит! Так, знаете ли, недолго и в психушку загреметь. Да, монахиня произнесла ту же фразу: «Он открылся», но… письма-то уже не было. Директорша сделала вид, будто не понимает, о чем речь… а монахиня стоит и стоит у нее в кабинете, не уходит. Ждет! Та не выдержала и брякнула с перепугу, мол, послание забрали. Монахиня ни слова, только сверкнула глазищами и шнырь… вон из магазина! Вы не принимаете меня за сумасшедшего, надеюсь?
– заерзал он на стуле.
– А то давайте позвоним Вере Петровне, пусть она подтвердит.
– Я верю, верю, - успокоила его Ева.
– Почему вы сразу не сообщили Смирнову о визите монахини?
– Я был не в себе. Как услышал про монахиню… на меня словно накатило что-то. А потом, когда пришел немного в память, было уже поздно. Позвонил я утром, господина Смирнова не застал, попал на вас… - Он окинул комнату взглядом, будто искал некий важный предмет.
– Думаете, монах и ко мне приходил по-настоящему?
Ева в этом не сомневалась.
– Вы видели мужчину или женщину в монашеском облачении?
– спросила она.
– Мужчину. Но… я ведь трезвый был! Я вообще малопьющий. Как же получилось, что я ему и дверь открыл, и в квартиру впустил… а потом уснул? Или я
Хромов переплел пальцы и крепко сжал их, закусил губу. Ох, не нравилось ему все происходящее! От собственных мыслей жуть брала.
– Что монах хотел от вас?
– Не помню… - он опустил голову, стал похож на нахохлившуюся птицу.
– С чего все началось?
– Я… думал о Лиде, - смутился Хромов.
– Женщине, которая… которой я симпатизирую. В общем, о моей соседке.
– Он кашлянул, заливаясь краской, и стал похож на неуклюжего, стеснительного подростка.
– Размечтался, прилег… и незаметно уснул. Мне снился фараон… тот самый, из книги «Египетский крест», и вдруг… кто-то постучал в дверь: тук-тук! Я проснулся… пошел открывать… впустил монаха. Или не впускал я никого? Вот черт! М-ммм-м… в висках ломит. Мм-м…
Он со стоном обхватил руками голову.
Ева предложила эксперимент: она попытается помочь Валерию вспомнить, если он будет выполнять ее команды.
– Давайте, раз надо, - без энтузиазма согласился Хромов.
– Попробуем.
– Закройте глаза и сосредоточьтесь, - мягко попросила она.
– Вернитесь мысленно в тот момент, когда вы идете к двери. Что вы видите?
– Монаха… в глазок. Я открываю… он входит, говорит со мной… перебирает четки. Да! У него четки!
– Хорошо. Вы видите его лицо?
– Н-нет… нет! Лицо как лицо… обыкновенное, на него падает тень… от капюшона.
– А что он говорит?
– М-мм… не помню… что-то про Великого Змея… О господи! Чушь какая.
– Не отвлекайтесь.
– Он… говорит про склеп. Склеп, где покоилось тело, открылся… через одиннадцать лет он снова закроется. Мы должны успеть. Монах так и сказал: «Мы должны успеть».
Хромов покраснел и взмок от напряжения, его трясло.
– Вы молодчина!
– похвалила его Ева.
– «Он открылся», - распахнув глаза, повторил Валерий.
– Склеп! Он открылся…
Старица
В доме Хлебиных пахло сухими яблоками, березовой корой и лыком. Самодельные деревянные полки ломились от туесков разных размеров, плетеных коробов и корзиночек.
– Это мой Иван балуется, - сказала хозяйка.
– Он постарше меня будет. Тоже печник: отец мой его научил. Как печи ладить перестал, то на рыбалке пропадает, то за лыком ходит, то сидит, плетет лапти да короба на продажу. К нам за ними перекупщик приезжает раз в месяц, из Москвы. Хоть какие-то деньги!
Смирнов не выпускал из рук странную вышивку, привлекшую его внимание. Федотья заметила, усмехнулась.
– Оставьте, - вздохнула она.
– Мамины сказки для детей.
– Какие сказки?
– Да… неудобно повторять. Мама просто помешалась на собственных выдумках. Вообразила бог знает что! Понимаете… она верила во всякие романтические бредни и пыталась вбить их в голову сначала мне, потом Насте и Яне. Неловко вспоминать. Уж Ваня мой как возмущался! Они с мамой из-за этого пару раз серьезно повздорили, потому-то она наотрез отказалась к нам в Старицу переезжать, даже когда заболела. Так и жила у себя в Рыбном, и умерла там.