Печать Тора
Шрифт:
— Это было сообщение, основанное на фактических данных из первых рук, — ухмыльнулась Ширли. — Я несколько дней следила за стройплощадкой, чтобы подтвердить.
— Мне бы тоже хотелось продолжить работу над моей литературной карьерой, но ты мне даже шанса не даёшь и уводишь любую ненаписанную статью прямо из-под носа, — Лоренц обижено сверкнул на Ширли глазами.
— Тогда напиши книгу, — прошипела Ширли. — Для меня важно просвящение населения, а не самовыражение.
— Книгу? — Лоренц задумчиво вытянул губы в трубочку. А затем ухмыльнулся. — О, да, я напишу руководство по моде. Книга, которая раскритикует Гизеллу Верпочи и Скару
— Ещё две минуты, — предупредила профессор Хенгстенберг и укоризненно посмотрела в нашу сторону. — Пожалуйста сосредоточьтесь.
— В любом случае, здание палаты сенаторов готово, и мы не единственные, кто задаётся вопросом, почему Ладислав Энде внезапно переводит всю бюрократию из Берлина в Шёнефельде, — задумчиво сказала я. — И, хотя «Хроника короны» назвала это давно запоздалой мерой и поздравила Ладислава Энде с его решением, но за этим кроется что-то другое.
— Страх конечно, — пожала плечами Ширли.
— Об этом я тоже уже думала, но вы действительно думаете, что Ладислав Энде из-за страха перед Бальтазаром перенесёт всю палату сенаторов в Шёнефельде. Только потому, что чувствует себя здесь безопаснее? Он мог бы просто установить защитное заклинание на палату сенаторов.
— Но Бальтазар реабилитирован, — ответила Ширли. — Я совсем недавно расследовала это. Четверо из десяти сенаторов поддерживают Ладислава Энде и соглашаются с любым его решением, остальные, на сто процентов стоят на стороне Густава Джонсана, а он, в свою очередь, симпатизирует Бальтазару. Это Густав Джонсон приложил все усилия, чтобы реабилитировать его, а Ладислав Энде не смог ему помешать. Наложение защитного заклинания на что-либо — это нелёгкий административный процесс. Чтобы добиться разрешения, должно случиться много всего плохого, и прежде всего, требуется согласие большинства сенаторов. Видимо Ладислав Энде уже один раз действовал против воли Густова Джонсона, когда восстановил защитное заклинание над Шёнефельде и Беларой. Совершенно очевидно, что Густав Джонсон прихвостень Бальтазара и хотел бы видеть его на троне. Он не особо уважает Ладислава Энде, но тот сражается за свой пост руками и ногами.
— Теперь твои знания фактов действительно меня впечатлили, — похвалил Лоренц.
Ширли немного покраснела.
— Ах, ерунда, — отмахнулась она. — Мне просто было любопытно. Вот и всё.
— Прошу, теперь заканчивайте, — крикнула профессор Хнегстенберг, и её слова заструились по комнате, словно лёгкая мелодия, и даже Адам, который сидел в самом первом ряду, одно мгновение зачарованно на неё смотрел.
После ссоры с родителями он и вправду реализовал свою угрозу, упаковал вещи и покинул родительский дом. С тех пор он скрупулёзно следил за тем, чтобы никто не видел нас вместе на публике, потому что так же, как и я опасался, что Скара или даже его мать не одобрят его громко высказанного решения и только и ждут момента, когда мы сделаем ошибку.
В то время как его мать в интересах благополучная Адама, вероятно, ограничится тем, что запрёт меня в Хаебрам, в случае со Скарой я не была уверена, действительно ли она будет беспокоиться о благополучии Адама.
Если наши отношения станут достоянием общественности, он больше не будет сияющим героем Объединённого Магического Союза, а еретиком и предателем, и Скара не захочет показываться на публике с подобным человеком.
— Кто
Дульса, которая в первые два года учёбы была одной из лучших, опустила взгляд.
В последние недели она почти не посещала занятия, и сидела сейчас рядом с Лианой, прямо позади Адама.
Лиана тоже не смотрела вперёд. Она была поглощена картой и даже не заметила, что профессор Хенгстенберг задала вопрос.
Скару, Дорину, Эгони и Алексу, казалось, тоже не особо занимает декрет 1150 года. Они разговаривали так громко, что легко можно было следить за их разговором, и даже сейчас не прервали его. Речь шла о том, что отец Дорины чувствует себя после пищевого расстройства лучше, и будет присутствовать на сегодняшнем официальном открытии палаты сенаторов.
Как раз, когда Алекса спросила, какое платье из новой коллекции Гизеллы Верпоччи оденет сегодня вечером Скара для открытия палаты сенаторов, профессор Хенгстенберг прочистила горло.
— Скара Энде, будьте признательны и посвятите нас в свои мысли по поводу декрета 1150 года.
Скара удивлённо выпрямилась.
— Мои мысли, — протянула она. — Что ж, это был важный декрет.
Она, ища помощи, посмотрела на Алексу, Эгони и Дорину, но эти трое, не имея никакого представления, лишь пожали плечами.
В этот момент со своего места встал Фалько Гёрнер.
— В декрете 1150 года правящая в то время королева разрешила торговлю между магическими и немагическими гражданами. Однако торговые отношения были ограничены обширным сводом правил. Среди прочего, закон предусматривает, что товарооборот улаживают торговые посредники, которых назначают государственные учреждения. Торговать можно только немагическими предметами. Однако разрешено применять магию при добыче или производстве товаров. В течение последующего столетия после принятия декрета, торговля с немагическими гражданами становилось всё более важной и способствовала значительному экономическому процветанию Объединённого Магического Союза. Особенно стоит выделить торговлю обработанными металлами, которая также выгодна гномам, — Фалько Гёрнер снова сел, дружелюбно улыбаясь Скаре.
— Превосходно, — профессор Хенгстенберг была явно в восторге. — Это было обоснованно, детально и очень точно. Вам не нужно беспокоиться о сдаче семестровых экзаменов. В отличие от вас, — она бросила на Скару двусмысленный взгляд и вернулась к пульту. — Берите пример с Фалько Гёрнера.
Но, казалось, Скару это совсем не волнует, потому что она спокойно продолжила свой разговор с подружками. Только говорила теперь немного тише.
— С каких пор младший брат Ким Гёрнера такой усердный? — задумчиво спросил Лоренц, внимательно разглядывая Фалько, который сосредоточенно слушал доклад профессора Хенгстенберг.
— И с каких пор Скара такая спокойная и не испытывает потребности протестовать против того, что Фалько Гёрнер и профессор Хенгстенберг публично назвали её лентяйкой?
Я внимательно наблюдала за Скарой, ожидая, что та прошепчет своим подругам какую-нибудь гадость о профессоре Хенгстенберг или Фалько Гёрнере. Но ничего не случилось, четверо продолжали говорить шёпотом о моде, обуви и аксессуарах.
— Что-то здесь не так, — согласилась со мной Ширли. — Нужно будет проследить за этими двумя.