Печать времени
Шрифт:
МатвейЛюбава, конечно, права, но она очень дерзко себя ведёт. Не стоит забывать, что он вампир и может просто свернуть нам шею. Для этого необязательно пить кровь.- Я бы хотела вернуться в человеческий облик. Я чувствую себя ужасно.
– Произнесла до сих пор молчавшая Энн и вопрошающе взглянула на Константина.
– Ты же знаешь, что у меня выбора не было.- Я не знаю, что тут происходит, но ощущать себя человеком великолепно.
– Амая выкарабкалась из могилы и встряхнула грязными лохмотьями.
– Никакой тебе жажды крови. Можно видеть дневной свет, греться под лучами солнца. Я не понимаю о чем тут думать, братец. Это же прекрасно - быть человеком!- Ты умом тронулась, сестра. Я тебя не узнаю! С нашими способностями мы можем покорить весь мир.- Зачем мне весь мир, когда я не могу жить полноценной жизнью, иметь
– Она кивнула, учащенно дыша. Видно, что ей тяжело было держать себя в руках.
– А вы пока обмозгуете, что да как.
– Я взял серп и обернул его тряпкой.
– Да и светает уже.Константин посмотрел на небо и решился.- Я никогда не думал о себе, как о человеке. Я был рождён вампиром и другой жизни у меня не было. Никогда не думал, что у меня появится возможность выбора, но, все взвесив, понимаю, что не зря ждал вас все эти годы. Случилось то, что и должно было случиться.
– Большим пальцем Константин провел по щеке Энн. Я заметил в его глазах тоску. Это было прощание с прошлой жизнью. Прощание с жизнью, вместе с Энн, в образе вампиров.
– Увидеть солнце было одним из самых заветных желаний, но даже себе я не мог признаться в этом, потому что знал, что этого никогда не будет. А иметь детей очень заманчиво.- А делать их ещё лучше!
– Не отказал себе в удовольствии поддеть его.
– Ты не представляешь, сколько возможностей перед тобой откроется, когда твое тело будет гореть от страсти. Когда ты кожей будешь чувствовать кожу другого человека... а не вот это вот все.Солнце уже начало просыпаться над горизонтом и времени оставалось все меньше. Ночь отступила и на смену подбирается утро. В лесу что-то изменилось: защебетали птицы, зашелестели деревья под лёгким ветерком.- Ну, что Костя?! Так и будешь сиськи мять? Позволишь солнцу сжечь себя, потому что в деревню ты уже не успеешь?! Или выпьешь живительной влаги с рук Любавы?Первые лучи уже пробивались сквозь густые ветви деревьев. Природа проснулась и живёт своей жизнью. Воздух наполняется ароматом цветов. Любава закатила глаза, любит меня! Ей всегда нравились мои шуточки. И как бы не кривлялась, мы оба знаем, что она от меня без ума.- Детка, накапай этим двоим пару капель, а то я думаю мы тут ещё долго простоим. А нам пора валить.
*****
Все прошло удачно и мы с новоиспечёнными человеками попрощались, забрав книгу и серп.
Аннотация к следующей эпохе:(заключительной)Открыв глаза, я с недоумением осмотрелся. Белые голые обшарпанные стены, узкая койка, на которой я лежал, обмотанный трубками и жгутами. Столик без ножки с пузырьками на нем. Что за хрень??? Где это я?!
Моё недоумение и злость вылились в крики, уж их-то точно жгуты остановить не могли. Дверь комнаты распахнулась и вошла медсестричка в белом халате.
– Вы очнулись! Прекрасно! Сейчас я позову врача.
– Женщина покинула палату и, через пару минут вернулась с... епископом! Черт бы его подрал!
– Где я? Что со мной? Где Любава?
– Епископ выглядел странно в медицинском одеянии, но я уверен, это точно он.
– Успокойтесь, молодой человек! Вы пролежали в коме почти год, вам нельзя нервничать.
– Какая кома? Я только вчера... был в другом месте.
– Молодой человек! Ещё вчера я думал, что придётся отключать вас от аппарата жизнеобеспечения. Никто и предположить не мог, что вы очнетесь. Вы никак не могли быть в другом месте. Скорее всего это ваше подсознание выдаёт сны за реальность.
– Что он несёт? За идиота меня держит?!
Апокалипсис: начало. Глава 67
Задание 13: Осталось сделать последний шаг...Вам время даётся достаточно много.Забудете вы кто друг, а кто враг,Но вам потерпеть осталось немного.Есть
МатвейПотрескивание флуоресцентных ламп сдавливало голову тупой, ноющей болью; в горле першило, а ощущение металлической крови в носу не давало сделать полноценный вдох. Свет, проникающий через плотно сжатые веки, царапал чувствительные глаза; все тело казалось сплошной уязвимой точкой, когда моя кожа прикасалась к накрахмаленным простыням.
Подавив судорожный, болезненный всхлип, я с усилием открыл слипающиеся глаза - и сразу же закрыл от усилившегося яркого света, отчего испытал чувство раздражения на собственную слабость. Повторил попытку еще раз.
Игнорируя резь в глазах, осмотрел помещение, в котором был вынужден находиться: белые голые обшарпанные стены, потрескавшиеся потолки с пятнами непонятного происхождения, столик с поломанной ножкой, слегка накренившийся в сторону от веса лежащих на нем пузырьков с различными жидкостями. Сделав прерывистый вдох, я постарался приподнять голову, чтобы осмотреть больше пространства. Увиденное не обрадовало: просто мои ноги, лежащие на узкой койке и накрытые белоснежной простыней, что контрастировало с общей обстановкой явно больничной комнаты. И все. Больше здесь ничего не было.
Моё недоумение, злость и справедливая паника вылились в громкие крики.
Дверь палаты с силой распахнулась и ударилась об стену, издав жалобный стон. Легкой поступью низенькая медсестричка в белом халате подбежала ко мне, нагнувшись, пролепетала восторженным голосом:
– Вы очнулись! Прекрасно! Просто невероятно!
– Казалось, словно медсестра сейчас захлопает в ладоши от радости.
– Сию минуту я позову врача, не вздумайте никуда уходить!
– Да я как-то и не собирался...
Женщина резво покинула палату и через пару минут вернулась с... епископом! Черт бы его подрал! Епископ выглядел невероятно странно в медицинском одеянии... слишком нормально, непривычно.
– Где я? Что со мной? Где Любава? Что вы здесь делаете в таком виде?
– Вопросы лились из меня нескончаемым потоком. Они должны были прозвучать авторитетно и недовольно, но из-за хриплого, скрипящего голоса больше напоминали тоскливое мяуканье.
– Успокойтесь, молодой человек!
– Миролюбиво проговорил святой придурок, аккуратненько сложив руки за спиной и оглядывая меня заинтересованно, почти как лабораторную мышку.
– Вы пролежали в коме почти год, вам нельзя нервничать.
– Какая кома?
– Воскликнул, ужаснувшись.
– Я только вчера... был в другом месте.
– Молодой человек!
– Вновь повторил епископ и от тона его голоса я так сильно сжал зубы, что на секунду испугался за их сохранность.
– Ещё вчера я думал, что придётся отключать вас от аппарата жизнеобеспечения. Никто и предположить не мог, что вы очнетесь. Это просто чудо!
– Теперь и взрослый мужчина выглядел так, будто идея захлопать в ладошки кажется ему очаровательной.
– Вы никак не могли быть в другом месте. Скорее всего, это ваше подсознание выдаёт сны за реальность.
– Что он несёт? За идиота меня держит?!
Нужно бежать из этого безумного места. С Любавой под ручку, стремительно и не оглядываясь. Где ее черти носят? Молоточки в моей голове настойчиво стучали, не давая мне возможности сфокусироваться на мельтешащих мыслях о спасении, а взор епископа искрил таким пониманием и снисхождением, что это усиливало мучительную тошноту и давление в висках. Это невозможно было выдержать. Но я старался сохранить остатки вменяемости, старался остановить повторный крик, который рвался из горла.
Доктор что-то монотонно говорил, но я не слушал. Откинувшись на подушку, посмотрел в окно: светила луна, и снова нахлынули воспоминания. Её кроваво-красный свет, и мы с Любавой бежим в темноту леса. Поверить в слова доктора - настоящее, очевидно, непосильное испытание. Все, что он говорит - явный бред. Нужно еще проверить, кто из нас двоих в своем уме.