Печать зла. Игра начинается
Шрифт:
Детектив с удовольствием помогал Кимберли. Опытный профайлер, она не раз помогала раскрывать дела. А их отношения выходили далеко за рамки профессиональных. И в этот раз Лиам надеялся, что вместе они снова смогут добиться результата.
Сроки в этом случае не поджимали, поэтому он мог отложить эти дела на несколько дней. За это время информация осядет в голове, систематизируется. И тогда с ней можно спокойно работать. В свободное время. Если оно будет.
Одно из личных правил детектива гласило: не жертвовать сном. Никаких ночных бдений за бумагами или чем-либо ещё. В расчет не шли только случаи, когда он заступал на ночное дежурство и выезжал на место преступления.
Лиам сложил в папку документы и заметки, которые делал в процессе чтения. Он потихоньку распалялся. В такие моменты детектив напоминал сам себе гончую, которая почуяла добычу. Запах пока ещё слабый, но уже заставлял принять стойку и навострить уши. Или что там ещё делают гончие.
«Вот оно, долгожданное время охоты. Я, как всегда, прихожу на место за пятнадцать-двадцать минут до того, как в нужной точке появится моя добыча. Твоё путешествие закончится метров на двадцать раньше, чем ты предполагаешь. И оно будет последним.
В десять вечера в это время года уже темно. Несмотря на то, что день выдался довольно жарким, после захода солнца заметно холодает. Это и к лучшему: в наглухо застёгнутой куртке не жарко.
Я медленно втягиваю носом свежую прохладу позднего вечера. Главное, не вдыхать ртом, а то непременно наглотаешься мошек. Вдохнув аромат молодой зелени, задерживаю дыхание, наслаждаюсь моментом.
Глаза уже привыкли к темноте: три ближайшие лампочки разбиты заблаговременно. Впрочем, всматриваться здесь особо не во что. Только неясные чёрные силуэты деревьев едва покачивает лёгкий весенний ветер. В это время уже не слышно птиц, и только шуршание листьев ухоженного кустарника напоминает взволнованный шёпот и нарушает идеальную тишину. Сама природа расслаблена и спокойна. В такие минуты порой приходится с трудом подавлять желание растянуться на влажной траве, закрыть глаза и раствориться в этом безграничном покое.
Но шорох гравия под ногами добычи быстро возвращает в реальность. Все-таки люди поражают меня своей феноменальной глупостью. Как можно согласиться пойти на встречу с незнакомцем поздним вечером в самое безлюдное место парка? С другой стороны, без идиотов мир был бы безумно скучен.
Шаги приближаются. В темноте я могу только разглядеть, что на тебе светлая юбка примерно до колен и что-то темное с длинными рукавами сверху. Судя по тому, как ты идешь, на тебе удобная обувь без каблуков. Не спеша ты проходишь мимо меня, не заметив своего преследователя в кустах. Я жду, пока ты удалишься метра на четыре, и, выйдя из укрытия, догоняю тебя, мягко ступая по траве рядом с дорожкой, чтобы шуршание не выдало меня раньше времени.
Быстро приближаюсь к добыче. Острое предвкушение скорой развязки волной лёгкой дрожи прокатывает по всему телу. Мышцы внизу живота сжались в тугой комок. Еле уловимое движение правой кистью, и из рукава выскальзывает нож. Немного жаль, что тонкие хлопчатобумажные перчатки гасят часть ощущений, но безопасность превыше всего. В тонком латексе можно было бы лучше ощущать последнее тепло, покидающее мёртвое тело. Но с внутренней стороны таких перчаток криминалисты без проблем снимут отпечатки. Так что приходится довольствоваться малым.
До добычи остается полтора десятка шагов. Подстраиваюсь под твой ритм. Десять шагов. Пять. Последние три делаю по гравию, ступая одновременно с тобой. Вот оно, долгожданное мгновение.
Добыча успевает почувствовать, что я стою за спиной. Но уже поздно. Нож, преодолевая сопротивление пока еще живого тела, входит под основание черепа, проникает сквозь кожу,
Второй рукой нежно придерживаю тело, медленно опускаю его, теряющее силы, на парковую дорожку. Эта часть ритуала обычно занимает не более двух минут.
Оттаскиваю обездвиженную добычу с дорожки. Здесь, за кустами, уже приготовлена охапка веток. Теперь я спокойно достаю из шеи нож. Настало время художника, но надо поторопиться. Строго вертикально я втыкаю лезвие в правую руку у самого плечевого сустава, проникая максимально глубоко. Я чувствую сопротивление, как будто проникаю туда пальцами. Новая волна возбуждения снова захлестывает меня. Быстрым уверенным движением распарываю руку до самого запястья. То же повторяю с левой. Из разрезов пока ещё вытекает кровь. В воздухе растекается её непередаваемо прекрасный аромат. И хотя на меня не попадает ни капли, я все равно ощущаю на губах и языке этот ни с чем не сравнимый вкус.
Вырезаю узор на груди, рассекая вместе с кожей тонкую ткань блузки. Кровь уже чуть проступает в порезах. Последний штрих: кладу нож на грудь и складывают поверх него руки. Левая обязательно должна лежать сверху. Задерживаюсь еще на минуту, прикоснувшись рукой к твоей щеке. Аккуратно накрываю ветками. Последний штрих. Опускаюсь на одно колено.
Я вижу Твою скорбь из-за того, что внезапная смерть унесла ее. И нет у меня милосердия, и не будет у нее славы, ни мирской, ни божественной 7 .
7
Оригинальный текст: «Боже, Ты видишь нашу скорбь из-за того, что внезапная смерть унесла из жизни нашу сестру; яви Свое безграничное милосердие и прими ее в Свою славу» (католическая молитва о безвременно усопших).
Fiat voluntas mea, hic in terra.
Sed non liberare a malo, quia ego ferre mala 8 .
Теперь можно и домой».
Глава 2
Мадлен, как обычно, встала на час раньше Мартина. Быстро привела себя в порядок; вытерла все капли воды в ванной и кинула мокрое полотенце в корзину для белья. Мартин придирался, если не было идеального порядка. Порой Мадлен казалось, что лучше не умываться сразу, а дождаться, когда муж уйдет на работу, чтобы потом спокойно заняться собой.
8
«Да будет воля моя, здесь на земле.
Но не избавлю от зла, ибо несу зло».
Оригинальный текст: «Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra <…> Sed libera nos malo» (Pater noster) «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе <…> но избавь нас от лукавого» – букв. перевод – «но избавь нас от зла» («Отче наш»).
Следующий этап – приготовление завтрака. Быстро приготовить и быстро все убрать. Идеальный порядок. Мартин другого не признает. И если что-то окажется не так, он опять устроит скандал. Мартин никогда не поднимал руку на Мадлен. Он считал, что это низко и подло – бить женщин. Но жестокость принимает самые разные формы.
Мадлен приготовила на завтрак два сэндвича с беконом, омлет из одного яйца, разрезала на идеально ровные четыре дольки помидор. Аромат только что сваренного кофе выполз за пределы кухни.