Педагогическое наследие
Шрифт:
Знай богатые покровители, какой яд для учреждений неподходящий сотрудник, они, может быть, зареклись бы раз и навсегда навязывать и даже просто рекомендовать лиц, «правда, неподходящих, но заслуживающих поддержки». Система протекций — злодеяние, преступление.
Здесь следует сказать и о протежируемых детях.
— Этого ребенка нужно принять. Исключительное положение.
И вот ребенка приняли — во вред другим, без пользы для него самого. Всякое даже не принуждение, а легкий нажим на воспитателя, чтобы он взял ребенка вопреки своему убеждению, недопустимо.
Воспитатель должен иметь право сказать: «Это вредный ребенок». И мы обязаны ему верить. Воспитатель должен иметь много разных прав, ведь интернатская работа нелегка. В вопросах воспитания
Воспитатель должен иметь в своем распоряжении некоторую ежемесячно поступающую сумму: бывает, вещи, которые могут кому — либо показаться ненужными, крупные расходы, которые, казалось бы, можно отложить на потом, для воспитателя необходимы и безотлагательны.
Важный момент.
Если в интернате несколько попечителей, обязательно нужно завести книжку, в которую попечители вписывали бы свои замечания, требования и вопросы. Замечаний и требований станет меньше, попечители будут осмотрительнее, не будет противоречивых распоряжений.
Несколько слов о почетных сотрудниках. Они приносят значительную пользу, беря на себя ту заботу, на которую у поглощенного ежедневной будничной работой персонала не остается ни времени, ни сил. Один приходит и рассказывает сказку, другой забирает детей на прогулку, еще кто-нибудь дает дополнительные уроки. Только нужно, чтобы эти люди не обременяли собой персонал, как можно точнее соблюдали режим, справлялись со всем сами, ни о чем не спрашивая и ничего не требуя.
3. Год строительства Дома Сирот {25} был знаменательным годом. Никогда я не понимал так хорошо красоты труда и реального действия. Сегодняшний квадратик на плане, то есть на бумаге, преображался завтра в зал, комнату, коридор. Я, привыкший к спорам о взглядах, принципах, убеждениях, теперь присутствовал на стройке! Каждое принятое сходу решение подхватывалось рабочим и воплощалось навечно. Каждую идею нужно было оценить и рассчитать с точки зрения затрат, возможностей, целесообразности. И мне кажется, что воспитатель — недоучка, если он не знает, что из дерева, железа, картона, соломы, проволоки можно изготовить десятки предметов, которые облегчают, упрощают работу, экономят драгоценное время и мысль. Полочка, табличка, вбитый в соответствующем месте гвоздь разрешают многие острые проблемы.
25
Здание Дома Сирот на Крахмальной, 92 (ныне по ул. Якторов— ской) сохранилось с небольшими изменениями.
Дом должен был быть готов в июле, но и в октябре он не был закончен. И вот в один пасмурный, дождливый полдень в дом, битком набитый рабочими, въехали шумные, прозябшие, возбужденные, дерзкие, вооруженные палками и дубинками ребята из деревенского детдома. Ребятам дали поужинать и уложили спать. Бывший приют помещался во взятом в аренду и не приспособленном для этой цели здании. Случайная мебель, изношенная донельзя одежда, неумелые заботы глупой экономки и шустрой кухарки…
Я рассчитывал: вместе с новым помещением, новыми условиями и разумной заботой о детях дети примут и новый режим. А они, и это прежде, чем я отдал себе отчет в создавшемся положении, объявили войну! Я полагал, опыт работы в колониях застрахует меня от неприятных неожиданностей. Я ошибся. Во второй раз я столкнулся с детьми, как с опасной толпой, перед которой я был бессилен, во второй раз в муках опыта начали выковываться непреложные истины.
По отношению к новым требованиям ребята заняли позицию абсолютного сопротивления, ее не могли сломить никакие слова, принуждение же вызывало враждебность. Новый дом, о котором мы весь год мечтали, становился ненавистным. И только значительно позже я понял привязанность ребят к их старой жизни… Ее беспорядок, цыганская нищета быта и ничтожность средств давали широкий простор инициативе, взлету отдельных мощных, но кратких усилий, вдохновенности буйных дурачеств, удальству,
4. В чем проявлялось сопротивление детей? В мелочах, понять которые может только воспитатель. И незначительны они, и неуловимы, а докучают, так как их много. Ты говоришь ребятам, что отходить с хлебом от стола нельзя; один тебя спрашивает: «Почему?», некоторые прячут хлеб, еще один демонстративно встает: «А я не успел съесть». Нельзя ничего прятать под подушку или матрац: «Да ведь из ящика у меня возьмут». Находишь под подушкой книжку — он, дескать, думал, «книжку можно». Запираешь умывалку: «Скорее». В ответ: «Я сейчас». — «А почему полотенце не на месте?» — «Вы ведь торопите». Один обиделся, трое ему подражают. За обедом пронесся слух, что в супе червяк — и вот заговор готов: не будут есть суп. Ты видишь двухтрех явных главарей сопротивления и упорства, угадываешь десяток тайных. Видишь, как тебе коварно портят то, что ты считал уже прочно вошедшим в быт, и встречаешь непредвиденные трудности в любом начинании. Наконец, перестаешь разбирать, где случайность, непонимание и где заведомо злая воля. Пропадает ключ. Через минуту он находится, и ты слышишь ироническое замечание.
— Вы, верно, думали, что это я спрятал?
Да, думал…
На вопрос: «Кто это сделал?» — получаешь постоянно в ответ: «Не знаем». «Кто пролил, разбил, сломал?» Объясняешь ребятам, что в том, что случилось, нет ничего страшного, просишь признаться. Молчат — не из страха, а как заговорщики…
Бывало, говоришь, а голос у тебя дрожит и на глазах беспомощные слезы.
Эти тяжелые минуты должен пережить каждый молодой воспитатель, каждый новый воспитатель. Пусть он не опускает руки, пусть не говорит прежде времени: «Не умею, нельзя работать». Слова его только с виду не оказывают действия, коллективная совесть пробуждается медленно: день ото дня будет расти число сторонников доброй воли воспитателя и его разумной системы — крепнуть лагерь приверженцев «нового курса».
Один из наших отъявленных сорванцов разбил во время уборки довольно дорогой фаянсовый писсуар. Я не сдержался. Несколько дней спустя этот же мальчуган разбил бутыль с пятью литрами рыбьего жира. И на этот раз я его только слегка пожурил.
Помогло: союзник…
Как легко работается, если воспитатель чувствует, что овладел оравой, и какой это ад, когда воспитатель мечется, бессильный, а ребята знают это, чувствуют и мстительно травят. Как велика угроза обратиться к системе грубейшего насилия в угоду собственной безопасности.
5. Полсотни ребят, переведенных из бывшего приюта в Дом Сирот, были для нас как — никак величиной известной; их роднили с нами общие переживания и надежды, а с панной Стефанией {26} , воспитательницей Дома Сирот, и взаимное большое чувство. Эти ребята, хотя и сопротивлялись попыткам организовать их, были способны к организации. Вскоре были приняты пятьдесят новеньких — новые трудности. В нашем детдоме устроили школу для приходящих, что позволило мне установить, какая пропасть лежит между аристократом — учителем и замарашкой — воспитателем.
26
Панна Стефания — Стефания Вильчиньская (1886–1942) — сподвижница Корчака, его помощник по Дому Сирот. Погибла вместе с Корчаком и детьми 5 августа 1942 г.