Пентаграмма
Шрифт:
— На кого?
— На Элизу Дулитл. На сцене. Когда я ее увидел, то на секунду вдруг решил, что это Лисбет, что мне только приснилось, будто она пропала. — Вилли нервно перевел дыхание. — Но тут она заговорила, и моя Лисбет исчезла.
Он увидел, что полицейский в удивлении смотрит на сцену.
— Потрясающее сходство, да? Поэтому я ее и пригласил. Этот мюзикл задумывался для Лисбет.
— А это… — начал Харри.
— Да, ее сестра.
— Тойя? То есть я хотел сказать — Тойя?
— До
— Ну, это привлечет внимание общественности.
Тойя развернулась и, споткнувшись, громко выругалась. Партнер развел руками и посмотрел на постановщика.
Вилли вздохнул:
— Общественность — это еще не все. Видите, тут еще работать и работать. Задатки у нее, конечно, есть, но выступать на сцене Национального театра — это вам не ковбойские песни петь в местном клубе в каком-нибудь Сельбу. Два года я учил Лисбет, как вести себя на театральной сцене, а тут у нас на все — две недели.
— Если я мешаю, Барли, изложу дело кратко.
— Дело? — В полумраке Вилли попытался прочитать хоть что-нибудь на лице собеседника. Ему опять стало страшно, поэтому, когда Харри открыл рот, он заторопился его уверить: — Вы мне вовсе не мешаете, Холе. Я просто продюсер. Знаете, тот, кто задает импульс. А работают сейчас другие…
Он махнул рукой в сторону сцены, где мужчина в твидовом костюме как раз говорил:
— Я возьму эту чумазую замухрышку и сделаю из нее герцогиню!
— Режиссер, декоратор, актеры, — пояснил Барли. — А я с завтрашнего утра — всего лишь зритель этой… — Он замолчал, подбирая нужное слово, и закончил: — Комедии.
— Да уж. У всех свои таланты.
Вилли невесело засмеялся, но режиссер тут же посмотрел в их сторону, и он замолчал.
— Вы правы. Двадцать лет я был танцором. Надо сказать, очень скверным. Но в балетной труппе всегда не хватает мужчин, так что лучше меня танцевали немногие. В сорок лет нас гонят на пенсию, и мне пришлось искать другую работу. Тогда я понял, что настоящий мой талант — не танцевать, а находить танцоров. Организовывать спектакли — вот и все, на что я годен, Холе. Но знаете что? Малейший успех кружит нам голову. И только потому, что пару раз вышло по-нашему, мы уже считаем, что мы боги или уж точно кузнецы своего счастья. А потом вдруг — такое. И мы понимаем, насколько на самом деле беспомощны. Я… — Вилли осекся. — Вам скучно слушать?
Собеседник покачал головой и все же произнес то, из-за чего пришел:
— Дело касается вашей супруги.
Вилли зажмурился, будто в ожидании боли.
— Мы получили письмо. С отрезанным пальцем. Боюсь, он принадлежит ей.
Вилли сглотнул. Он никогда не считал себя мстительным человеком, но теперь почувствовал, что камень на сердце начал тяжелеть и обретать цвет. Желтый. Как ненависть.
— Знаете, Холе, стало даже легче. Я ведь все время этого боялся. Что он сделает ей больно. Можешь обещать мне одну вещь, Харри? Ничего, что я на «ты»? — Полицейский кивнул — Найди его. Найди его, Харри. И накажи. Накажи… сурово. Обещаешь?
В темноте Вилли показалось, что его собеседник кивнул. Но уверен он не был: разглядеть мешали слезы.
— Я
Харри сидел в кабинете и смотрел на стол. Он так устал, что казалось, нет сил даже дышать.
Вчерашние эскапады, закончившиеся изолятором и очередным кошмаром, — все это не даром далось, а встреча с Вилли Барли его добила. Обещание поймать преступника и эти слова Барли о том, что его жене сделали «больно». Харри не сомневался: Лисбет Барли мертва.
С самого утра его тянуло выпить. Сначала это был естественный позыв организма, потом — панический страх из-за того, что он сам перекрыл себе доступ к целебному снадобью, не захватив с собою ни фляги, ни денег. А теперь желание выпить перешло в ту фазу, когда и физическая боль, и страх разрывали организм на кусочки. Злобный враг ломал изнутри его кости, откуда-то из-под сердца лаяли псы. Господи, как же он их ненавидел! Так же сильно, как они ненавидели его.
Рывком встав, он подошел к сейфу. В понедельник он поставил туда полбутылки виски «Беллз». Интересно, он только сейчас об этом вспомнил или думал об этом все время? Холе уже привык, что Харри обманывает Харри. По-разному. Он уже собирался открыть сейф, но вдруг остановился, уловив странное движение — у Эллен на фотографии дрогнули губы. Он сошел с ума или она действительно улыбнулась?
— Что уставилась, стерва? — пробормотал он, и через мгновение портрет слетел со стены и упал на пол. Стекло разбилось. Эллен по-прежнему улыбалась. Харри потрогал забинтованную правую руку, она опять заныла.
Он снова потянулся к сейфу и тут увидел на пороге двоих человек. И сообразил, что они стоят здесь уже некоторое время, а их отражение могло показаться движением на фотографии.
— Привет, — сказал один из вошедших, глядя на Харри с удивлением и испугом.
Харри сглотнул и отпустил ручку сейфа.
— Привет, Олег.
Мальчик был в кедах, синих шортах и желтой футболке сборной Бразилии. Харри знал, что на спине красуется девятка и фамилия — Рональдо. Эту футболку он купил ему на заправочной станции одним зимним воскресеньем, когда они с Олегом и Ракелью выезжали в Нурефьелль покататься на лыжах.
— Встретил его внизу, — сказал Том Волер и положил ладонь Олегу на голову. — Стоял на входе, спрашивал тебя, и я решил привести его сюда. Так ты, Олег, играешь в футбол?
Мальчик не отвечал, уставившись на Харри темными глазами. Они у него были такие же, как у матери: порой бесконечно кроткие, а иногда безнадежно суровые. Сейчас Харри не мог с уверенностью определить, какие именно. Темные — и все.
— Нападающий? — Волер с улыбкой потрепал Олегу волосы.
Харри посмотрел на сильные длинные пальцы, на липнущие к ним темные волосы Олега — ноги стали подкашиваться.
— Нет. — Мальчик по-прежнему смотрел на Харри. — Защитник.
— Послушай, Олег. — Волер вопросительно посмотрел на коллегу. — Харри тут боксирует с тенью. Я тоже иногда так делаю, когда что-нибудь раздражает. Может, прогуляемся на верхний этаж? Я тебе вид с площадки покажу, а Харри пока тут приберется.
— Я останусь здесь, — ровным голосом сказал Олег.