Пепел и экстаз
Шрифт:
Наконец за англичанами закрылась дверь, и Жан повернулся к братьям и Изабел с Кэтлин.
Пора нам возвращаться в Новый Орлеан и постараться все же убедить нашего упрямого, как мул, губернатора, что нападение англичан неминуемо. Могу только надеяться, что на этот раз он прислушается, наконец, к голосу разума.
ГЛАВА 15
По прибытии в Новый Орлеан Кэтлин с Изабел Решили вновь навестить Элеонору, тогда как братья Лафиты отправились с визитом к губернатору Клэборну. Как всегда, Клэборн отнесся с пренебрежением к словам Жана о нависшей над городом опасности и, созвав братьев ни на что не годными пиратами, пригрозил им арестом
Любой, кто оказался бы в эти дни в Новом Орлеане, никогда бы не подумал, что идет война. Город весь искрился весельем в предвкушении ежегодного праздника Марди гра [11] . Лишь после долгих уговоров Кэтлин все же согласилась остаться на эти дни в городе. Она все время обращалась мыслями к тем дням в Саванне, когда они с Ридом, облачившись в маскарадные костюмы, участвовали в ежегодном праздновании дня святого Патрика и рождественских балах.
— Самое худшее — это праздники, — пожаловалась она Элеоноре. — В каждом месяце, похоже, есть какая-нибудь знаменательная дата, которая напоминает мне о том, как веселились мы когда-то в этот день с Ридом, и словно нож вонзается мне в сердце. — Слезы медленно потекли по ее щекам, и она зажмурилась, стремясь остановить их поток, и закрыла лицо руками.
11
Вторник на масленой неделе. Народный праздник в некоторых городах.
— Первый год всегда самый тяжелый, — согласилась Элеонора, — но скоро он кончится. К следующему Рождеству у тебя будет много других, более светлых воспоминаний о днях, проведенных с детьми, и боль слегка притупится. С каждым новым Рождеством тебе будет все легче переносить свою утрату.
— Возможно, ты и права, но мои воспоминания столь сладостны, столь драгоценны для меня, что я даже не знаю, хочется ли мне действительно все забыть. Иногда терзающая меня боль становится совсем невыносимой, я едва ее выдерживаю, однако вместе с болью приходят воспоминания о любви, столь удивительной, что я изо всех сил держусь за них, чувствуя вновь присутствие Рида, хотя бы только в своем сердце.
— Это совершенно естественно, Кэтлин, но когда-нибудь тебе придется расстаться с прежними мечтами и постараться обрести новые. Нельзя жить одними воспоминаниями, тем более, когда тебя ждет новая любовь. Он стоит и ждет, когда ты повернешься к нему лицом, признаешь его и примешь любовь, которую он тебе предлагает.
— Жан, — Кэтлин горестно вздохнула.
— Жан, — кивнула Элеонора.
Кэтлин обратила на подругу полный грусти взор.
— Мне не хочется обижать его, Элеонора.
— Сейчас он так сильно в тебя влюблен, что, думаю, его обрадует любая малость, какую ты сможешь ему предложить.
— Но это несправедливо, — простонала Кэтлин.
Элеонора пожала плечами.
— Кто знает, что в этой жизни справедливо, а что нет? Может, любовь такого человека, как Жан, это именно то, что тебе сейчас нужно, что способно вновь вернуть тебе радость жизни. Ты еще сама себе удивишься…
Итак, Кэтлин поддалась, в конце концов, на уговоры друзей и осталась на Марди гра в Новом Орлеане. Она убедила себя, что делает это ради них и, прежде всего, Изабел, у которой было так мало веселья в жизни в последние годы.
Хотя было лишь начало марта, в воздухе этого южного приморского города уже чувствовалось дыхание весны, что еще более
— Как же все это чудесно! Я так рада, что вы уговорили меня остаться, — призналась Кэтлин Жану. Лицо ее раскраснелось, и глаза сверкали.
Они сидели с Жаном за столиком в кафе на открытом воздухе, наблюдая за гуляющей публикой. Жан наклонился и взял руку Кэтлин в свою. Она не отняла ее, и сердце Жана мгновенно наполнилось несказанной Радостью. Он выглядит сегодня необыкновенно красивым, отметила про себя Кэтлин, разглядывая его изысканный наряд пирата, в который он облачился ради нее, чтобы быть ей под стать в ее одеянии Эмералд. На его голове красовалась щегольская шляпа с пером, левый глаз прикрывала черная повязка. Ворот его белоснежной шелковой рубашки был расстегнут, и в вырезе на груди, густо поросшей волосами, виднелся серебряный медальон. Поверх рубашки на нем был надет короткий зеленый жилет, такого же цвета облегающие панталоны были заправлены в начищенные до блеска черные сапоги. Наряд довершал широкий пояс на талии, из-под которого свисала сбоку шпага. Кэтлин была в своем обычном пиратском одеянии состоявшем из зеленых бриджей и такого же цвета коротенького жилета. Ради соблюдения приличий она надела сегодня под него белую шелковую блузку с пышными рукавами, и при каждом порыве ветра они раздувались как паруса. Подаренная Жаном золотая монета, висевшая на шее, слегка поблескивала сквозь шнуровку жилета; рассыпавшиеся по плечам блестящие кудри на фоне белоснежной блузки казались черными как ночь, а глаза сверкали подобно двум огромным изумрудам.
— Думаю, ты выбрал пиратский костюм не столько из-за того, что он подходит к моему, сколько для того, чтобы немного помучить губернатора Клэборна, — сказала она смеясь Жану.
— Ты слишком плохо думаешь о людях, ma petite chatte, мой прелестный котенок, — шутливо упрекнул ее Жан. — Однако ты совершенно права в том, что нашему дорогому губернатору это совсем не понравится. Мы, несомненно, увидим его сегодня вечером на балу.
— Тебе нравится дразнить его, Жан. Признайся. — Она погрозила ему пальчиком.
Жан пожал плечами.
— Не отрицаю, мне нравится время от времени подливать масла в огонь. Его высокомерие просто выводит меня из себя, и при каждой нашей встрече я стараюсь сбить с него хоть немного спеси, что только делает их более интересными.
Вечером они присутствовали на костюмированном балу, где собралось все высшее общество Нового Орлеана. Элеонора и ее друг, Рене Робино, позаботились о том, чтобы все они были допущены в этот избранный круг, даже Доминик и Пьер. Их компания производила весьма внушительное впечатление. Элеонора и Рене были в роскошных, украшенных драгоценностями костюмах куртизанки и придворного. Пьер благодаря своему небольшому росту выглядел весьма походил на Наполеона, которого он изображал, а его жена Франсуаза казалась вылитой бывшей императрицей Жозефиной.
К удивлению Кэтлин, когда Доминик предложил им с Изабел нарядиться испанским грандом и его женой, та согласилась на это без малейших колебаний. Очевидно, воспоминания о жестокостях, которым подвергал ее муж, начинали мало-помалу стираться в ее памяти. Доминик смотрелся просто великолепно в своем черном камзоле и панталонах, обшитых серебряным галуном, а Изабел походила на изящную, роскошно одетую куколку. Волосы ее были уложены в высокую прическу и сколоты украшенным драгоценностями гребнем, к которому она прикрепила тонкую кружевную мантилью. Она выглядела очень красивой и необычайно хрупкой рядом с огромным, как медведь, Домиником.