Пепел и экстаз
Шрифт:
За десять дней до дня рождения сына Кэтлин наконец приняла окончательное решение. Вместе с захваченным ею британским бригом она отправила в Саванну Кейт письмо, в котором просила бабушку передать от нее поздравления Катлину. Помимо этого она послала Кейт денег с наказом купить от нее в подарок Катлину пони и тележку.
«Передай Катлину, что мама его очень любит и скучает по нему. Пожелай ему от меня счастья и скажи, мама надеется, что ему понравится ее подарок и что по возвращении она посмотрит, как он управляется со своим пони. Обними и поцелуй за меня обоих моих дорогих и скажи им, чтобы они не забывали меня, а я скоро буду дома…» «Постепенно, — продолжала она, — я начинаю смиряться, приняв посланное мне судьбой, но пока у меня нет твердой уверенности, что я могу встретиться
Изабел меня всячески поддерживает. Ты бы не узнала ее сейчас. Робкое, обуреваемое страхами существо превратилось в уверенную в себе, счастливую женщину.
Все мои друзья, бабуля, оказались просто замечательными, и больше всех Жан. Он вернул меня из мрака отчаяния к свету, подарив радость и смех. Жаль, что я не могу ответить ему любовью на любовь. Наша общая с ним любовь к Риду одновременно и связывает нас, и разъединяет. Щедрость Жана, его бескорыстие вносит в мою душу умиротворение и раздражает меня. Благодаря его неизменному вниманию, я чувствую себя и счастливой, и виноватой, и совершенно не знаю, что мне делать. Его легко полюбить, но любовь, как я знаю по опыту, влечет за собой слишком много боли, которой в моей жизни было более, чем достаточно. При мысли о любви меня охватывает страх. Я скорее предпочту сразиться с дюжиной врагов, чем рискну вновь испытать подобную боль…»
В начале апреля Доминик в порыве раздражения и отчаяния из-за явного нежелания Изабел ответить ему любовью на любовь принял вдруг решение на какое-то время отделиться от них и, набрав собственную команду, вскоре отплыл на «Тигре». В душе его теплилась надежда, что вдали от Изабел он сможет лучше разобраться в своих проблемах и бедах.
Не прошло и нескольких дней после его отплытия, как Изабел совершенно неожиданно для себя поняла, что ужасно скучает по Доминику. Жизнь без него казалась пустой и неинтересной, а дни в десять раз длиннее. Ее уверенность в себе поколебалась, да и в бою она стала действовать менее решительно, не ощущая более за спиной его постоянного присутствия. С тоской во взоре она слонялась по кораблю, чувствуя себя совершенно потерянной без его всегдашних шутливых поддразниваний, его заразительного смеха, его глаз смотрящих на нее с неизменным восхищением.
Молча наблюдала Кэтлин за страданиями подруги, чувствуя себя вправе давать ей какие бы то ни было советы в ее любовных делах, когда не могла разораться в своих собственных. Она видела растущее день ото дня отчаяние Жана, но будучи не в силах ему сейчас что-либо обещать, хранила молчание. Тем временем недовольство Жана таким положением вещей становилось все более очевидным, хотя он и не высказывал его вслух. Они продолжали оставаться любовниками и партнерами в морском разбое.
Приближался день рождения Кэтлин, который в постоянных погонях за вражескими судами и сражениях был бы начисто забыт всеми, если бы не исключительная память старого Дэна Ханаана. Старик вспомнил о знаменательной дате, и втайне от Кэтлин они с Финли, Жаном и Изабел приготовили для молодой женщины настоящий праздник. Однако в последний момент их тщательно разработанный план едва не рухнул из-за непогоды. На море была ужасная качка, и коку пришлось немало потрудиться, чтобы в таких условиях умудриться испечь приличный пирог. Затем, уже на закате, они заметили вдруг британский корабль и пустились за ним в погоню. В довершение всего, когда они все же догнали британца и взяли на абордаж, его команда оказала им неожиданно яростное сопротивление.
Было уже совсем темно, когда сражение наконец закончилось и они, усталые и грязные, оказались вновь на своем корабле.
— Все, что я хочу сейчас, — пробормотала устало Кэтлин Жану, — так это принять ванну и завалиться спать.
Если бы не день ее рождения, Жан не стал бы возражать, но нельзя же было вот так просто отменить праздник, который все они готовили с такой любовью и
— Тебе надо сначала что-нибудь поесть, cherie, — посоветовал он ей. — Иди, прими ванну и присоединяйся к нам за ужином. Изабел необходимо немного подбодрить, и потом, как мне кажется, Финли хотел о чем-то с тобой поговорить.
— Надеюсь, кок сможет нам что-нибудь предложить. Я, кажется, готова съесть лошадь — так проголодалась! — С этими словами она медленно побрела в свою каюту.
В дополнение к обычному ужину, состоявшему, как всегда, из дымящегося рагу и галет, кок приготовил в этот вечер еще и пирог с яблочным пюре, и рисовый пудинг. Кэтлин совершенно забыла о собственном дне рождения, и ее приятно удивила подобная внимательность со стороны друзей. Вскоре чудесный ужин закончился, и она начала один за другим разворачивать преподнесенные ей подарки. Финли подарил ей отполированные до блеска зубы акулы, из которых она сразу же решила сделать кулон и сережки. От Изабел Кэтлин получила новый шелковый шарф, а Дэн, задумавший, очевидно, свой подарок еще несколько недель назад, вырезал из дерева попугая, в котором нетрудно было узнать Пег-Лега. У Жана тоже был для нее подарок, но он сказал, что она получит его, когда они останутся вдвоем в своей каюте.
Вскоре они вернулись к себе и он сразу же преподнес ей маленький пакетик, полностью уместившийся в ладони Кэтлин. В глубине души она знала, что увидит, еще до того, как развязала на нем ленту. Пальцы ее слегка задрожали, и в огромных изумрудных глазах появилось тревожное выражение.
— Жан, если это то, что я думаю… — неуверенно начала она.
Жан сжал ее лицо в своих ладонях и заглянул в широко раскрытые глаза.
— Это всего лишь подарок, Кэтлин, ничего более. Даже если ты будешь носить его только в знак нашей дружбы, я пойму, но ты должна знать, как я к тебе отношусь. Когда-нибудь, я надеюсь, ты станешь носить его именно с той целью, с какой оно было мною куплено.
Развернув бумагу, она взяла в руки маленькую коробочку и приподняла крышку. Внутри на бархатном ложе лежало изумительной красоты золотое кольцо. Посередине сверкал бриллиант в овальной оправе, а вокруг него поблескивали крошечные аквамарины.
— О, Жан! — Кэтлин вскинула голову, встретившись с устремленным на нее взглядом Жана. — Он великолепно, но…
— Думай о нем пока только как о подарке ко дню рождения, — прервал ее Жан, надевая ей кольцо на средний палец правой руки.
Кольцо оказалось в самую пору, похоже, он купил его у того же ювелира, у которого всегда делал покупки Рид. На глаза Кэтлин навернулись слезы.
— Жан, я знаю, что, сама не желая этого, причиняю тебе боль. Пожалуйста, будь терпелив со мной еще какое-то время, пока я не разберусь окончательно в своих чувствах и мыслях.
Протянув руку, Жан убрал упавшие ей на лицо волосы.
— Что еще могу я сделать для тебя, моя Кэтлин?
Вся ее неуверенность мгновенно исчезла от его ласки.
— Обними меня, Жан, — прошептала она, прижимаясь к нему всем телом. — И люби меня!
Перед Пасхой, чувствуя, что они заслужили короткую передышку, Кэтлин и ее друзья-пираты возвратились на Гранд-Тер, где их ждал неприятный сюрприз. Доминик был серьезно ранен, и за ним ухаживал Чарльз. Как выяснилось, недалеко от острова Санта-Крус Доминик повстречался с испанским военным кораблем, и последовавшее за этим сражение окончилось для них неудачно. «Тигр» получил в бою серьезные повреждения, но им все же удалось ускользнуть и как-то доплыть до дома. Чарльза вызвали из Нового Орлеана ухаживать за раненым, и он был на острове, когда туда прибыли Жан, Пьер, Кэтлин и Изабел.
— Как он, Чарльз? — спросил с тревогой Жан, когда врач наконец вышел из комнаты, где лежал Доминик.
Чарльз покачал головой.
— Могло быть и хуже, Жан. Пуля пробила плечо, и рана не внушала бы серьезных опасений, если бы ею занялись сразу же. А так в нее попала инфекция, и это сейчас главная проблема. У него сильный жар и почти все время он находится без сознания.
— Он выживет? — спросила тоненьким голоском Изабел.
— Судя по всему, да, — ответил Чарльз, — но меня тревожит его душевное состояние. — Он обратился к Жану: — Его что-нибудь беспокоило в последнее время? Ты, случайно, не знаешь, как возродить в нем вновь желание жить?