Пепел и кокаиновый король
Шрифт:
— Я ничего не могу поделать, — отводил глаза в сторону провожающий двух последних уцелевших охотников на русского корабельный детектив.
— Я тебя достану, клянусь вставной челюстью своей матери! — хорохорился синьор секретарь.
— Я ничего не могу поделать. Не нужны мне ваши деньги, обстоятельства сильнее нас, — блеял Тыклински. Чуть сзади него стояла русская девушка Катерина, пряча руки в карманах.
— Хватит тюльку травить! — неожиданно зло рявкнул из кабины вертолетчик, — Мне еще сегодня три рейса успеть надо.
Синьор секретарь покорно забрался в вертолет. Винты заработали с удвоенной силой… с удесятеренной. Провожающие, пригибаясь, побежали прочь с вертолетной площадки,
Глава четырнадцатая. 4 июня 2002 года. Город контрастов
Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века.
Из E-meil-письма нью-йоркского таксиста Гарри Беллхэма (сетевой никнейм «Бел»), отправленного адресату, прикрывающемуся никнеймом «Джуди», с которой (а, может быть, и с которым, к сожалению для правильных парней, в Интернете всякое случается) таксист переписывался вот уже месяц, но никак не мог уговорить на встречу. Правда, переписку не бросал. Привык. [35]
35
Электронное поле Интернета — чуть ли не последнее место в Америке, где можно смело высказываться на разные темы, не боясь быть привлеченным за расовую дискриминацию, сексуальное домогательство и так далее.
«Ты завидовала моей работе, крошка. По-твоему выходит, я лишь ерзаю задницей по сиденью, прихлебываю колу, одной рукой поправляю руль и стучу языком по зубам, особенно стараясь, когда в машину влезает симпатичная девчонка. Я расскажу тебе, детка, как оно все обстоит на самом деле, чтоб ты наконец поняла, что это за дерьмовая работа — „нью-йоркский таксист“».
Нынешний денек, крошка, удался не лучше и не хуже остальных. Впечатлений досыта. Скажем, вез араба из «Кеннеди» в Лонг-Айленд. Это только в фильмах, Джуди, мы можем ухмыльнуться и, выплюнув зубочистку, заявить: «В этот район, мэм, я ни за что не поеду» или «Меньше, чем за сотню, парень, я не сдвинусь с места ни одним колесом». В жизни, девочка, клиент за отказ может отсудить кругленькую сумму, а то и добиться отзыва лицензии. Вот и возим кого ни попадя.
Этот араб сидел сзади с таким видом, словно он шейх и не меньше, а я его раб и не больше. И это после того, что они сотворили с Манхэттеном 11 сентября! Понимаешь, детка? Вместо того, чтобы потушить об его лоб сигарету, я должен везти его в Лонг-Айленд Сити, высаживать на Гранд-Авеню.
Потом пришлось доставлять чертова ниггера в идиотской шапке с 59-ой к Центральному парку. Машина после него провоняла сладким дезиком, а уши, забитые его гнусавым рэпом, очень хотелось промыть.
Послушай, детка, если ты цветная, то лучше сразу об этом напиши, и мы не станем терять время попусту. Хоть режь меня на части, хоть задуши меня фильмами про черных и белых напарников — никогда не поверю, что это такие же люди, как мы. Во мне, детка, течет кровь шотландских горцев. Видела фильм «Отважное сердце» со стариной Гибсоном? Вот мы такие, нас не разобьешь, как кирпич о голову. Если уж мы, что не любим, так это навсегда.
Между прочим, никто не знает
Да, детка, кого только не встретишь в Нью-Йорке. Ты можешь подвезти на Уолл-стрит эксцентричного миллионера, который почему-то не желает пользоваться своим автомобилем. На его место заберется чернокожий раввин и ты отправишься с ним в Квинс на кладбище «Гора Сион». По дороге на Бродвей ты будешь отводить глаза от зеркала, чтобы не проблеваться от вида целующихся, расфуфыренных, как шлюхи, геев. А потом повезешь в Бруклин русских, которые будут пить водку в машине, как пиво, прямо из горлышка.
Кстати, о русских, крошка. Сегодня перед Бруклинским мостом ко мне в машину забралась запыхавшаяся троица. Двое белых мужчин и одна черная женщина.
— На сорок вторую стрит, — сказал тот, кто пристроился рядом со мной.
— На Гранд Цетрал, [36] — добавил второй парень, который положил себе на колени карту Нью-Йорка.
Это было сказано по-английски. Следующую фразу произнесли на другом языке, но я ее запомнил.
— Кажется, оторвались.
Вот так это звучало, детка. Почему я запомнил? Во-первых, это было сказано с чувством, если ты понимаешь, о чем я говорю. Во-вторых, не в первый раз я слышу, как ее произносят русские, запрыгивающие в мою машину.
36
Два названия одной и той же улицы.
Да, девочка моя, я не сомневался, что передо мной русские. Уж поверь, я на них насмотрелся и наслушался их язык, похожий на журчание водопроводной воды в техасском отеле.
Фразу эту произнес тот, что сидел рядом со мной. Этот парень производил впечатление, детка. Ты бы тоже не отвела от него взгляд, как отводишь от тумбы с рекламой жевательной резинки. От него разило силой, а в глазах полыхал Пирл-Харбор. Он сидел в моем такси с таким видом, словно это не он приехал в Нью-Йорк, а Нью-Йорк перетащили в Москву.
Даже в этом городе, который видел все, от Чарли Чаплина до Годзиллы, человек, излучающий подобную силу, — редкость. Я знаю, что говорю, детка. Поезди с мое, и ты поймешь, что я прав.
Еще с ними была черная девушка. Она глазела по сторонам, будто Тарзан, которого привезла из джунглей в Нью-Йорк его подружка Джейн. Кстати, меньше всего эта негритянка походила на городскую черную девчонку. Они все или безмозглые, или развязные, или то и другое вместе. Эта же напоминала черную пантеру, вышедшую на тропу охоты. И тут этот крутой русский, думая, что я по ихнему ни бум-бум, заявляет:
— Не люблю американцев. Помнишь, мы в Мамбасском баре пиво пили, а за соседним столиком американцы. Я уже дважды сходил поссать, а они все еще меню читали.
Думаешь, на этом история заканчивается, детка? Вот и нет. Эту тройку я сегодня увидал в новостях Си-Эн-Эн…
— …Поняли, олухи? Он высадился где-то на побережье, розыски похищенного с борта круизного лайнера катера продолжаются, но Пепьель уже наверняка в городе. Если упустите его, то мы на неделю остановим поставки. Ни одной дозы, ни одного грамма! И пусть ваши спятившие клиенты разорвут вас на части, как бешеные волки разрывают овец! — Родриго Клементес, сцепив руки за спиной, топил каблуки в ворсе пятизвездочного гостиничного ковра.