Пепел и пыль
Шрифт:
— Что за чёрт? — Нина трёт лоб, поднимает на меня глаза.
У неё меж бровей кроваво-грязная ссадина.
— Ветер? — предполагает Ваня.
Кряхтя, он переворачивается на спину. Из-за мешающего рюкзака, ему приходится сразу же поднять корпус.
— Я уж было подумал, что меня подстрелили, — подаёт голос Бен.
Они все шевелятся, так или иначе пытаются подняться. Я же, как ни пытаюсь, не могу пошевелить и мизинцем.
Паника. Меня начинает трясти.
— Ребя-я-я-ят? — зову я.
Просто повезло, что я упала под таким углом, что мне видны все: и Бен, и Нина, и Ваня. Поэтому,
— Вы видите…
— Да, Бен, — обрывает парня Нина. — Видим. Вань, это…
— Ага, — Ваня кивает. — Оно пропало.
Эти трое стоят с такими лицами, что горечь у меня во рту превращается в настоящую желчь.
Первым на меня внимание обращает Бен. Он что-то говорит, но я ничего не слышу. Перед глазами пляшут чёрные пятна.
Это смерть? Я умираю? Почему я умираю, чёрт подери?
— Ахр-р-рг, — всё, что у меня получается сказать.
Мне даже моргать удаётся с трудом. В глаза попадает песок, и к полной беспомощности прибавляется ещё и ужасное жжение.
Единственное, что пока работает нормально — мой мозг. Поэтому я пытаюсь придумать способ, чтобы отвлечься, пока чувствую, как меня переворачивают на спину, касаются лица и шеи, что-то проверяя. Все мысли о смерти, так или иначе, приводят меня к Кириллу. Раньше я часто представляла, каким он мог бы вырасти, если бы не тот случай. Наверняка высоким и широкоплечим, спасибо плаванию с шести лет. Возможно, наконец коротко подстриг бы свои рыжие волосы, которые в двенадцать лет у него касались плеч.
И взгляд… Хотелось верить, что его глаза блестели бы всё тем же ярким огнём заразительного безумия.
«Не бойся, я не упаду», — говорил Кирилл. — «Мама уверена, у Бога на меня имеются грандиозные планы!».
А спустя пару дней я, зажимая рот ладонью, чтобы не привлечь своим криком охраняющую стройку дворнягу, смотрела на то, как медленно растекается кровь под проткнутым железным штырём телом моего лучшего на свете друга.
— Что… ней…? — Я снова частично слышу.
Отрывки, которые мне едва удаётся составить в слова. Кажется, это Нина.
— Пыта….нять…
Ваня. Точно он.
— Та химер…как…то…. необыч…?
Я вспоминаю первый день рождения, проведённый без Кирилла. Это был худший праздник в мире: я проплакала весь день до него и ещё пару после. Чувствовала такую дикую пустоту, несмотря на то, что рядом были и мама, и Даня, что хотелось вернуться на чёртову стройку и спрыгнуть, лишь бы только снова его увидеть.
Хорошо, что мне хватило ума вовремя одуматься.
— Каж…..иняя…овь…
Происходящее навевает на мысли о сонном параличе: мгновениях после пробуждения, когда уже не спишь, но почему-то всё ещё не можешь пошевелиться. А значит, нужно ждать. Рано или поздно, и то, что бы сейчас со мной не творилось, пройдёт.
Нужно просто успокоиться.
И когда я понимаю это, сердце начинает биться уже не так отчаянно. Мне удаётся плотно закрыть глаза и провалиться в пустоту.
Первым и единственным, кто тут же врывается в мой сон, становится Кирилл. Старше, чем я его помню, и всё же я узнаю его по движениям, по манере запускать пальцы в волосы и по голосу, когда он мягко произносит:
— Дыши глубже, Рось. Ты будешь в порядке.
Защитница. Глава 3
Я с трудом открываю слипшиеся веки. Каменный потолок. Кладка крупнее, чем была в доме, где мы встретили Соню и Лизу. Справа от меня окно без занавесок, из него льётся серебристый свет. Поворачиваю голову налево. В кресле, что у дальней стены, сидит кто-то, кого я не знаю. Парень…. Или даже мужчина. Тёмные волосы. Нахмуренный лоб, из-за чего меж бровей пролегают складки. Он едва ли спит, скорее, дремлет — это я понимаю по шевелящимся губам и пальцам, судорожно перебирающим что-то в воздухе.
Стараясь не разбудить незнакомца, осторожно привстаю на локтях. Касаюсь шеи и натыкаюсь на повязку в том месте, где меня поцарапала химера. Скидываю с себя покрывало, опускаю ноги с кровати. Кроссовок моих тут нет, поэтому на холодный пол приходится ступить в носках. Едва выпрямляюсь, как меня откидывает обратно на кровать. Несколько секунд пытаюсь восстановить координацию, но всё вокруг продолжает кружиться.
Прикрываю глаза, считаю до трёх. А когда открываю, в комнате кроме меня и незнакомца уже есть Лиса. Но она не такая, какой я её запомнила. Глаза — красные, и они не вспыхивают лишь на мгновение, чтобы потом снова стать карими, — они такие постоянно. На Лисе разлетающийся сарафан, открывающий руки, и я вижу на смугловатой коже узоры. Это не краска — это такой пигмент. Как витилиго, только красного цвета.
Передо мной сейчас настоящий феникс во всей своей природной красе.
— Ты в сознании! — выдыхает Лиса. Толкает в плечо спящего мужчину. Он мигом распахивает глаза. — Ты должен был следить за нашей гостьей, а не спать, Лукас!
Я слышала это имя раньше. Пытаюсь вспомнить.
— Я устал, — честно, даже не пытаясь придумать оправдание, говорит Лукас.
У него приятный голос. Я смотрю на него, на Лису, и всё понимаю, когда замечаю явное внешнее сходство: цвет волос, форма лица, взгляд — серьёзный, в какой-то степени приземлённый, несмотря на красный огонь радужки, напоминающий автомобильную фару.
— Все устали, — отвечает Лиса. — После всего, что произошло за последние сутки, на свою усталость не жалуются только мёртвые. А ты как себя чувствуешь, Слава?
Ответить с первого раза мне мешает неприятная сухость во рту. Я захожусь в кашле.
— Лукас, принеси воды, — не глядя на брата, произносит Лиса.
Скрипит кресло, когда Лукас встаёт. На нём льняной костюм: свободные штаны и рубашка без молнии или пуговиц. Замечаю края похожих кожных узоров на его шее и предплечьях. За дверью Лукас исчезает буквально на пару мгновений, а возвращается уже со стаканом и с Ваней, маячащим за спиной.
— Привет, — говорит Ваня.
Лукас протягивает стакан воды Лисе, и уже она передаёт его мне. Жадно пью.
— Привет, — произношу, едва оторвавшись от стакана.
— Ты как себя чувствуешь? — Ваня мнётся на месте, и я не понимаю, с каким желанием он борется.
У него в руках, заведённых за спину, что-то круглое и железное.
— Голова кружится.
— Это реакция на лекарства. Тебя ещё может тошнить, поэтому я принёс… Вот.
Железным предметом в его руках оказывается тазик.