Пепел Марнейи

Орлов Антон

– Зверь такая, господин. Шкура, хвост, зубы. Живет много вместе, бегает вместе. Вон там лежит, кого зарубили. Вы смотрели.

Ясно, дикие собаки.

– И часто они нападают на деревни?

– Нет, господин, нечасто. Они хиньити гнали. Хиньити побежал в деревню, тубасу за ним.

– А что такое хиньити?

– Другая зверь, господин. Шкура, хвост, зубы… Не здесь живет. Далеко забежал, нехорошо сделал. Тубасу и хиньити всегда так. Если муж и жена много ссорятся, люди про них говорят: любят друг друга, как тубасу с хиньити.

– Понятно, – с досадой процедил Тибор.

Поглядел на хмурых покусанных жителей и повернул

восвояси, сразу пустив коня в галоп.

Рис так и не нашелся, а у Мунсыреха не было сил на ворожбу. Во время «пляски смерти» ему крепко досталось, даже сердце прихватило.

Вечером перерезали глотки Сей-Инлунаху и Сей-Вабусарху, справляя, как заведено, тризну по шестерым погибшим троллям. Хоронить троллей незачем, после смерти они каменеют. Оттого никто не охотится на них, чтобы съесть, и Мунсырех, сидя на дне Ибды, ничем не рисковал, хищные обитатели реки его не трогали: чего хорошего, если вырванный кусок мяса у тебя в желудке превратится в камень?

Тибор решил подождать пару дней, вдруг Рис все-таки объявится, а потом плыть на захваченной глюзе в Орраду.

Очнуться в сугробе, от обжигающего холода, руки и ступни почти онемели, а ресницы, кажется, смерзлись… Как он сюда попал? Или, пока у него был «накат», случилась какая-то катастрофа, и Ибдару завалило снегом?

Последнее, что Рис запомнил – это оставленное на земле зеркало в окислившейся медной оправе. Похоже, он так и не заглянул в это зеркало… Или заглянул, но забыл, что там отразилось?

Стуча зубами от леденящей боли, он попытался приподняться и осмотреться. Во все стороны – застывшие белые волны, как будто очутился посреди замерзшего моря. Бледное небо, низко над горизонтом висит небольшое холодное солнце. Нигде ни дерева, ни дома… Но совсем рядом из сугроба торчит ледяная арка в полтора человеческих роста, воздух под ней слегка переливчатый, словно там натянута прозрачная газовая ткань. Врата Хиалы. Вот, значит, как его сюда занесло… И что теперь делать?

Нестерпимая стынь, все тело ноет, постепенно цепенея. Заползти под арку? Нет уж, с Хиалой успеется. Если он окоченеет насмерть, по-любому там окажется. Странно, вообще-то, что Хиала его выпустила… То ли все дело в «накате», то ли ему просто повезло, как везет раз в тысячу лет. Ага, угодить в снежную ловушку – это везение? Скрюченные побелевшие пальцы больше не шевелятся. В Эонхо ему случалось видеть трупы бродяг, замерзавших зимой на улице. Наверное, он будет выглядеть так же.

Надо притянуть помощь. Как учили в Школе Магов. Как в том жутком темном сне, который несколько раз ему снился с разными концовками.

Если поблизости есть что угодно, способное помочь – пусть оно придет сюда и поможет, пока не поздно… Хотя десять против одного, что уже поздно. Кисти рук и ноги ниже колен готовы, он совсем их не чувствует. Кожа побелела, кровеносные сосуды внутри превратились в красноватый лед. Еще полчаса – и он точно вернется в Хиалу, теперь уже в качестве бесплотного духа.

Над сугробами промчался, сметая шуршащие снежинки, порыв морозного ветра. Рис закрыл глаза. Притянуть можно только то, что есть, а если в этом белом краю никто не живет, тогда и звать бесполезно.

Всплывший сон был из разряда кошмаров. Действие происходит все там же, в городе Танцующих Огней. Ночь, дремлющие дома вдоль канала, сбитая каменная лесенка уводит к черной воде. Рядом угрожающие тени. Происходит что-то

ужасное, а потом его сталкивают вниз, он тонет, как будто медленно погружается в холодный бездонный студень – и, наконец, просыпается, задыхаясь от слез и отчаяния. Но в другом варианте все заканчивалось иначе, потому что ему удавалось притянуть помощь. Выглядела эта помощь очень красиво: похожая на небесное светило размером с карету, в ореоле белого сияния, в переливах синих и оранжевых мигающих огней, она выплывала из-за темной крыши ближайшего дома, и он сразу понимал, что спасен.

«Когда это случится, оно закончится или так, или этак, концовка будет зависеть от меня», – сонно подумал Рис, сжавшийся в клубок посреди мохнатого тепла.

Почему вдруг стало тепло, он же замерзал в сугробе… Или страна сугробов ему приснилась – или снится то, что сейчас, в то время как на самом деле он умирает от невыносимого холода.

Рис пошевелил пальцами правой руки. Пошевелил пальцами левой руки, потом пальцами ног. Все в порядке, ничего не отморожено… Темно, немного душно. Лицо щекочет мех. Такое впечатление, что какая-то огромная зверюга накрыла его своим телом – не придавила, а именно накрыла, вдобавок подсунув снизу лапу шириной с ковровую дорожку – и отогревает собственным теплом.

Зверь неопасный, дружелюбный. В общем, хороший. Рис зарылся поглубже в густой и длинный, как трава, мех и снова закрыл слипающиеся глаза.

Енага – типичный вазебрийский городок с трудолюбивыми и уравновешенными обывателями. Те не стали сбегаться толпами и показывать пальцами, увидев ранним утром на своих булыжных улочках мужчину и женщину, одетых несусветно по местным меркам: парочка то ли отстала от фургона бродячих циркачей, то ли сбежала из приюта скорбных разумом.

На них поглядывали с любопытством, но следом никто не увязался. Кто рано встает, тот в достатке живет, поэтому за работу, и нечего отвлекаться на ерунду.

Капитан городской стражи осведомился, кто такие. Ему положено.

Венуста, сносно изъяснявшаяся по-вазебрийски, коротко и учтиво изложила, в чем дело. Узнав, что перед ним не ошалевшие от «ведьминой пастилы» комедианты, а двое магов, только что из Хиалы, капитан стал сама обходительность и проводил их до дома господина Сигизмория, известного енажского чародея. С Сигизморием, плотным светловолосым северянином, посещавшим и Кариштом, и Эонхо, они были знакомы.

Достав из своей магической кладовой необходимые вещи, Венуста переоделась – естественно, после того, как приняла ванну в натопленной изразцовой комнате. В черной бархатной робе поверх нижнего платья цвета топленого молока, с кружевными манжетами навыпуск, жемчужной сеточкой на волосах и сдержанным изысканным макияжем, она, хвала Тавше, наконец-то стала похожа на самое себя, а не на ворох тряпок из захудалого ибдарийского гарема, пять штук за рафлинг в базарный день.

– Каков ваш прогноз насчет состояния наставника? – поинтересовалась она, с удовольствием выслушав добротные, как башмаки и зонтики работы здешних ремесленников, комплименты енажского мага, весьма сведущего в науке врачевания.

– Слома не произошло, хотя он был близок к этому. Н-да, если бы не чудо…

Сигизморий замолчал, скептически улыбнувшись. Венуста понимающе кивнула.

– Ему нужен покой, еще раз покой и восстанавливающие упражнения, – добавил северянин. – Прошу вас, расскажите о Созидающем.