Пепел на твоих гбах

Зверева Вера

Участок ужасно зарос за неполный летний месяц, сюда нанесло такое количество разнотравья, что все участки между домом и садом превратились в буйный луг с цветами. Тропинка из цементных плиток с трудом угадывалась между волнами колышущегося ароматного покрова. Осиротевшие парники грустно выглядывали разбитыми окошечками из-за деревьев. Дом же на счастье выглядел целым, хоть и потёртым.

Мама терпеть не могла эту дачу и бросила её довольно быстро после отъезда отца. Второй же причиной запустения было то, что отец умудрился оставить за собой собственность на участок и дом, полностью отказавшись от квартиры в Москве. Ему она была ни к чему. А дача была его детищем, сад, огород, дом, достроенный своими руками. Теперь же он оставил его Вике, которой этот уединенный домик на краю поселка стал убежищем от невзгод. Но ухаживать и любить его так же, как прежний хозяин Вика не могла. Сначала мать не позволяла, потом Ренат, теперь и сама забыла.

Вот выбралась только с самым неожиданным попутчиком, который был на удивление молчалив и даже не задавал стандартных вопросов залётного гостя. Вика пробралась по тропинке к дому и открыла дверь ключом, который навечно был привязан к её связке. Дверь скрипнула и немного даже застопорилась, доски искривились от возраста и начали упираться. Пришлось толкнуть сильней и резко ввалиться в тесную прихожую.

Это была классическая дача с застеклённой верандой, несколькими комнатами и мансардой под заостренной крышей. Намного просторней и чище, чем заброшенный домик, найденный Викой в лесу, но не менее одинокий. Здесь было чисто и сухо, никакой пыли или бродячих кошек.

Вика вдохнула знакомый запах, это будто путешествие во времени. Здравствуй, прошлое. И прощай, настоящее. Андрей стоял на пороге и оглядывал скромное загородное жилище.

— В доме душно, давай посидим в саду, там есть столик, — без особого контекста сказала Вика.

Он кивнул и вышел из домика в поисках указанного предмета мебели, затерявшегося в траве, а Вика быстро сходила на кухню к запасам питьевой воды в больших пластиковых бутылках, которые навезла еще в прошлый раз. Ведь планировала возвращаться.

Когда она вышла из дома с бутылью в одной руке и двумя кружками в другой, Андрей уже очищал от веточек и листьев потемневшую древесину столешницы. Когда-то на этом столике красовалась клеёнка с яркими цветами, врезавшаяся в память Вики навсегда. Высокие спинки двух скамеек они с папой накрывали мягкими покрывалами, чтобы было комфортно сидеть долгие часы, но сейчас и они были пусты.

Андрей взял из руки Вики бутылку и открутил крышку. Она расставила перед ними две разные кружки, которые по семейному обычаю отправлялись на пенсию на дачу, после того, как надоедали или получали в неравных боях с кривыми руками трещины и сколы.

Вика разлила им обоим воду, уселась на скамью и, отпив от большой жажды половину кружки, молча уставилась на Андрея. Он в точности повторил этот немой ритуал и сел напротив неё как искаженное отражение. Несколько мгновений они так и сидели.

О чём он думает, интересно? Ждет ли от Вики какой-то ответ на просьбу о прощении в лапах пальмы?

— Хорошо здесь, почти как у моей бабушки.

Вика улыбнулась этому началу разговора, но подыграла.

— Ага. Это и есть бабушкина дача. А потом папина. Теперь моя. Далековато от Москвы.

— Ты не представляешь насколько это близко, — ответил Андрей.

Вика пожала плечами. Они оба совсем не об этом хотели поговорить.

— Почему ты остановился на дороге? — решилась Вика.

— А почему ты ушла в лес? Я увидел тебя в окно.

— Гуляла.

— И я гулял, — Андрей решил играть в ту же игру.

— Так почему?

— Показалось, что так было нужно. Какая разница, зачем человеку нужно куда-то ехать.

— Тебя не смущает это путешествие?

— Меня беспокоишь ты, — вдруг признался он.

— Чем же?

Андрей вдруг накрыл её руку своей, Вика выдержала горячую ладонь всего пару секунд и выдернула свою.

— Тем, что я не понимаю тебя.

Вика вздохнула и отвела взгляд. Она сама себя не понимала.

— А надо понимать?

— Ты запуталась. И сомневаешься. Очень много. Надо распутывать, — Андрей пожал плечами, будто это что-то само собой разумеющееся: распутывать мертвые узлы в чьих-то головах.

— Тогда ты мне помоги распутать, — она сложила руки на щербатую чашку, чтобы у него больше не было соблазна коснуться её, — почему цветок? За что прощать?

— А почему ты убежала? — парировал он вопрос как хороший теннисист мячик.

— Ты не сделал ничего плохого, чтобы извиняться, — вернула она.

— Разве? Ты сказала, что не нужно было, и убежала. А мне показалось, что было хорошо. Не сходится что-то.

Вика закусила губу. Тянет ведь из неё правду.

— Было. Очень, — выдавила она, слегка краснея.

— Это было хорошо. Но это было плохо. И зря, — продолжил Андрея раскладывать проблему, но как-то странно бродя вокруг неё. Осторожно, не называя вещи своими именами.

— Просто не нужно было этого делать, — Вика повторила свою фразу и сразу пожалела.

— Значит, я всё же ошибся?

— В чём?

— В том, как прочитал твои сигналы. То, как ты на меня смотрела, как следила на озере, разглядывала, как всё время пыталась прикоснуться, как… — он засомневался, но всё же сказал, — поцеловала в лесу.

— Ты помнишь? — удивленно вдохнула Вика.

— Помню. Это первое, что я помню, когда отпустило. То, что выдернуло меня с той стороны.

— Откуда?

— Это не важно. Но я посчитал, что понимаю, чего ты хочешь. И в доме, и в лифте, да даже на улице. Мне казалось, что я вижу в тебе…

— Что?

— Желание.

Вика облизнула губы и тут же осеклась. Неужели её так легко считывать? И даже сейчас может прочесть в её глазах, как она пожирает его взглядом, с усилием не позволяя себе начать беззастенчиво разглядывать и вспоминать то, что буквально пару часов назад ей открылось без его на то разрешения? Видит ли он так же хорошо её страх?