Пепел розы
Шрифт:
— Я говорила то, что знала, — едва слышно прошептала Марта. Она искоса бросала тревожные взгляды на стенографистку и на своего племянника, молодого адвоката, которого в панике вызвала по телефону.
— Узнав об успешном обыске в доме Барни Хаскелла, мисс Льюис, — подался вперед Ройс, — не могу даже передать, насколько серьезно ваше положение. Скажу одно — если вы будете продолжать лгать под присягой, вы очень и очень себе навредите. У нас достаточно улик, чтобы закопать Джимми Уикса. Я раскрою вам карты. Так как Хаскелла, к сожалению, у нас неожиданно отняли, нам было бы очень полезно иметь вас в качестве живого
И без того робкое лицо Марты совсем сморщилось, она разрыдалась. Слезы потекли ручьем, отчего ее светло-голубые глаза покраснели.
— Мистер Уикс оплатил все наши счета, когда моя мама долго болела.
— Какой добрый. Только платил-то он деньгами налогоплательщиков.
— Моя клиентка имеет право хранить молчание, — вмешался племянник-адвокат.
— Мы это уже установили, — Ройс бросил на него уничтожающий взгляд. — Можете также сообщить своей клиентке, что мы не собираемся сажать в тюрьму пожилую женщину, неверно понимающую, что такое преданность. Мы готовы на этот раз — но только на этот раз — предложить вашей клиентке полную неприкосновенность в обмен на сотрудничество. После чего она будет свободна. Но напомните ей, — голос Ройса зазвучал саркастически, — что Барни Хаскелл, к примеру, слишком долго тянул со сделкой, поэтому так и не дождался ее.
— Полную неприкосновенность? — переспросил племянник.
— Да. Мы сейчас же возьмем мисс Льюис под охрану. Мы не хотим, чтобы с ней что-то случилось.
— Тетя Марта… — Голос молодого человека дрогнул.
Она перестала всхлипывать.
— Я поняла, дорогой. Мистер Ройс, наверное, я всегда подозревала, что мистер Уикс…
То, что в потайном сейфе летнего дома Хаскелла обнаружили секретные записи, означало для Боба Кинеллена полный крах. Конец надеждам добиться оправдания для Джимми Уикса. Даже тесть Кинеллена, невозмутимый Энтони Бартлетт, покорился неизбежному.
Во вторник утром прокурор Ройс попросил, чтобы обеденный перерыв продлили на час, и ему дали на это разрешение. Боб подозревал, что это означает — обрабатывают Марту Льюис, свидетельницу защиты. Она, застенчивая и серьезная, больше всех внушает доверие присяжным.
Если Хаскелл делал копии бухгалтерских записей, то, возможно, Льюис пригрозили ее первыми показаниями о точности официальных бухгалтерских счетов.
Если же Льюис превратится в свидетельницу обвинения в обмен на обещание неприкосновенности, то всему конец.
Боб сидел молча, старательно избегая смотреть на своего клиента. Он страшно устал, будто его придавило тяжелое бремя, и не мог понять, когда же на него лег этот груз. Вспоминая события последних дней, он вдруг понял, когда: в тот вечер, когда передал собственной дочери угрозу Уикса. Одиннадцать лет он умудрялся не преступать закон. Джимми Уикс имеет право на защиту, а его работа — не допустить, чтобы клиенту предъявили обвинение. И делал он эту работу законными методами. Если кто-то действовал иначе, то об этом он не знал и знать не
Но на этот раз Боб и сам начал обходить закон. Уикс только что сообщил ему, почему он настаивал, чтобы в состав присяжных включили и миссис Вагнер. Оказывается, в Калифорнии сидит в тюрьме ее отец. Тридцать лет назад он убил семью туристов в национальном парке. Боб, конечно же, придержит эту информацию, чтобы потом использовать как одну из причин для апелляции по делу Уикса. Он прекрасно понимал, что поступает неэтично. Хождение по тонкому льду закончено. Он перешел грань. Жгучий стыд охватил его, когда, отнимая у Кэрри записку, он услышал панический вскрик Робин. Интересно, как Кэрри объяснила это дочери? «Твой папа приходил передать тебе угрозу своего клиента. Клиент твоего отца — тот тип, который приказал какому-то подонку напугать тебя на прошлой неделе».
Джимми панически боялся тюрьмы. Мысль о том, что его запрут, была для него непереносима. Он пойдет на что угодно, лишь бы избежать заключения.
Было очевидно, что Джимми расстроен. Они решили пообедать в отдельном кабинете ресторана, в нескольких милях от здания суда. Сделав заказ, Джимми резко бросил:
— Я не желаю никаких разговоров о сделке-договоре. Понятно?
Бартлетт с Кинелленом промолчали.
— Не думаю, что мы можем рассчитывать на слабака присяжного с больной женой. На совещании он может сломаться.
Я сразу мог тебе об этом сказать, подумал Боб. Ему не хотелось обсуждений подобного рода. Если его клиент подкупил какого-то присяжного, это его дело, убеждал он себя. Ну да, а Хаскелл стал жертвой грабителей, насмешливо подсказал внутренний голос.
— Бобби, мой источник шепнул мне, что чиновник, отвечающий за присяжных, в долгу перед тобой, — обратился к нему Уикс.
— О чем ты, Джимми? — спросил Кинеллен, поигрывая вилкой.
— Ты сам прекрасно знаешь, о чем. Ты вытащил его мальчишку из передряги. Очень серьезной. И он благодарен тебе.
— И?
— Бобби, я считаю, что чиновник должен намекнуть этой ханже, этой чопорной Вагнер, что новость о ее папочке-убийце прогремит во всех газетах, если она не выскажет серьезных сомнений при голосовании присяжных.
«С собаками ляжешь, с блохами встанешь» — так говорила ему Кэрри еще до рождения Робин.
— Джимми, у нас уже есть основания для нового судебного процесса из-за того, что Вагнер скрыла этот факт. Это наш тайный козырь. Не стоит сейчас играть этой картой. — Боб покосился на тестя. — Мы с Энтони и так подставляемся, не сообщив об этом суду. Может, сойдет с рук, если мы заявим, что якобы узнали об этом уже после процесса. Даже если тебя осудят, то отпустят на поруки. А потом мы станем тянуть резину.
— Нет, Бобби, так не годится. На этот раз тебе придется рискнуть. Побеседуй по-дружески с чиновником, он тебя послушается. Пусть переговорит с леди, которой грозят крупные неприятности за утайку этого факта при опросе. И тогда вердикт «Присяжные не пришли к согласию» у нас в кармане. А может, и оправдание выгорит. Только потом мы примемся тянуть резину. Пока вы станете искать, каким способом в следующий раз наверняка добиться оправдания.
Вернулся официант с закусками. Боб заказывал эскарго — здешнее фирменное блюдо, оно ему чрезвычайно нравилось. Когда официант уже убирал посуду, он понял, что не ощутил вкуса еды. Джимми не единственный, кого загнали в угол, подумал он.