Перебежчик
Шрифт:
— Аааа…когда ты Максима, так сказать, угробила. Херней своей напоила.
Александра Сергеевна поморщилась, но промолчала. Ей очевидно не нравилось, что я снова говорю о Беляеве в третьем лице. Все равно ее мозг, заточенный совсем под другое восприятие жизни, отказывался в это верить.
А вот дедушка меня удивил. Реально удивил. Когда в двух словах, очень коротенько он рассказал, что все минувшие годы были частью одной большой операции, цель которой — выявить мудака, сливавшего советских разведчиков, Виктор Николаевич очень резко, а главное — очень неожиданно спросил.
— И что с тобой, Максим, не так?
Причём
— Говорит, из будущего он. — Подала голос Александра Сергеевна. — Говорит, его в Беляева перенесло.
Судя по интонации, с которой она это произнесла, Комаровой подобная перспектива виделась совершенно глупой и смешной. Правда, с дедушкой она всё-таки успела поделиться этой информацией. Не поверила, но рассказала.
А я бы тоже не против посмеяться. Жаль только в отличие от нее знаю, что ни хрена не смешно.
— Я разве тебя спрашивал? — Ершов обжег внучку таким выразительным взглядом, что она следующей фразой буквально подавилась. Видимо, хотела еще что-нибудь саркастическое сказать.
Ну, неплохо так у них семейные отношения построены. Прямо как у генерала с солдатом. Приказ был говорить? Нет. Вот и завали хлебало. Приблизительно такой смысл.
— Черт…– Я почесал затылок.
Тянул время, пытаясь сообразить, что делать.
В принципе, можно сказать, мол, пошутил я. Александру Сергеевну разводил. Но с другой стороны, в моей ситуации лучше уж правду говорить. В том смысле, что за поступки настоящего Беляева я вообще-то не отвечаю. Он, да, — сволочь и предатель. А я между прочим, получил все это в наследство, соответственно, отвечать не могу ни за что. Какой с меня спрос? Единственное, конечно, вряд ли такое положение вещей покажется нормальным комитетчикам. Вряд ли они эту причину примут, как данность, и все грехи с меня спишут.
— Если честно, то она правду говорит. Хоть и не верит. — Я, наконец, принял решение. Оно, может, и не самое правильное, однако, из всех существующих, наверное, самое подходящее. Это тот случай, когда из самого хренового выбираешь тоже хреновое, но хотя бы не настолько.
— Интересно…– Ершов покачал головой, прищелкнул языком, но глаз с меня не сводил. — И как же сие чудо приключилось?
— Понятия не имею. — Я развёл руками. Табуретка подо мной опасно заскрипела. Все-таки не зря сразу усомнился в ее крепости. — Не могу объяснить вообще ни с какой стороны. Но на самом деле, зовут меня Максим Андреевич Падин. Я — адвокат. По крайней мере, был им последние…до хрена сколько лет. Занимался различными «грязными» делами.
Замолчал, соображая, какую глупость сморозил. Грязные дела…мандец. Будто к адвокату могут обращаться с чистыми. Они, все эти дела, в любом случае грязные. Вопрос только в том, с какой стороны замазались. С той, которая нападает, или с той, которая защищается. А так, дерьмо в любом случае присутствует.
— Интересно. Продолжай. — Виктор Николаевич сути моей заминки не понял. Или просто хотел выслушать до конца. Не знаю. У этого человека такой странный взгляд, когда он смотрит на меня, что хрен поймёшь, о чем он думает.
— Да что продолжать? Меня убили. Типа, того. Старый знакомый. Вернее…Знакомый убил, прежний начальник мой. В ментовке вместе работали. А подставил дружок вместе с женщиной моей.
На последней фразе, против воли, чисто на автомате, посмотрел на Комарову. Она стояла все так же, сложив руки на груди, и мой рассказ слушала с выражением крепкого, непоколебимого скептицизма.
— Убили. — Повторил я. Сам не знаю, на черта. Просто обсуждать все произошедшее вслух, впервые после того, как очнулся Беляевым, было, мягко говоря, очень странно. Могу представить, как это выглядит для Ершова и его внучки. Вообще, наверное, полный бред.
— Так…– Виктор Николаевич кивнул. — Убили. И?
— И я проснулся утром в гостинице Максимом Сергеевичем. Сначала охренел, конечно. Думал, крыша едет. Тут Калинин явился. Потом на завод повез меня. Ну и понеслась душа в рай. То одно, то другое. Практически ничего из жизни Беляева не помню. Есть ряд моментов только…Типа встречи с Вами. Когда он в квартиру Вашу приходил. Потом, помню, как его сюда, в Союз отправили. Как готовили, не помню. Он на самом деле, конечно, не Беляев. Это–правда. Звали его Максимилианом. Больше подробностей не имеется. В моей башке, по крайней мере. Я так понял, какая-то страна, близкая к нам. Что-то славянское. Имею в виду по-настоящему родился он там. Потом, что еще…С Масловым он сотрудничал, да. Велел ему всю эту херню с чертежами замутить. Чисто по тем обрывкам, которые в голове имеются, я так понимаю, хотел побольше шумихи сделать, чтоб делегация с Кубы не приезжала. Он уже знал, что его «распечатали» для убийства Кастро. Ну, с инженером, конечно, ерунда получилась. Ваша внучка, видите ли, решила Беляеву допрос с пристрастием устроить. Херней какой-то его напоила. А тот должен был как раз с Львом Иванычем встречаться и планировал ночевать на даче. Предполагаю, Беляев догадывался, что помимо Филатовой и Ведерникова есть еще кто-то. Кто-то более серьёзный. Может, даже понимал, кто именно. В общем, все равно не судьба была. Александра Сергеевна влезла со своими экспериментами.
Ершов перевел взгляд на Комарову. Посмотрел сурово, но ничего не сказал. Хотя мне показалось, во взгляде его читалась весьма конкретная мысль. Мол, что ж ты, внученька, не проверила толком. Если случайно допустила, что он умер, так надо было убедиться. Если целенаправленно хотела, чтоб он умер, так надо было добить. Мда уж… Интересный человек Виктор Николаевич… Собственно говоря, я теперь понимаю, отчего Комарова такой выросла.
— Ну, и ещё, по мелочам кое-какая ерунда всплывала. Но все кусками, отрывками. — Добавил я. — А потом вот эта история с Кастро понеслась. В защиту Беляева могу сказать, что убивать он его сильно не хотел. Да и вообще…Нелегалом тоже оставаться не хотел. Ему по душе своя жизнь была. Он даже надеялся, в глубине души, что про него вообще забыли. Мало ли.
— Хотел, не хотел…– Ершов хмыкнул. — Это что, ромашка вам, что ли? Люблю, не люблю. Он сам во все это ввязался.
— Да в смысле — сам?! — Вот тут мне за предшественника стало немного даже обидно. — Он пацаном был. В приюте жил. Из этих сирот вот таких спецов и готовили. Именно с детства. Вбивали в голову всякую херню. У него что? Выбор имелся? Да ни черта подобного! Не было выбора. В семнадцать лет особо не соображаешь, где правда, а где — ложь. Этот Джонатан…который пацанов отбирал…я смутно видел, но мозги он детям промывал знатно. Особенно про Советский союз. Их растили в ненависти к коммунистам. Ко всему, что касается нашей страны…