Перебежчик
Шрифт:
– Можно подумать, что министр внутренних дел прибавил вам жалованье.
– В том то и дело, – вздохнула она. – Заплатить за вход мне хватило, но не больше. Хотя все напропалую собирались меня угостить… Однако сдается мне, что через несколько минут или даже раньше мы сказочно разбогатеем за счет этого заведения.
Я только с недоумением посмотрел на нее, но ничего не сказал. Кажется, уже начал привыкать к ее приколам. И принимать их всерьез.
Именно через пять минут музыка опять прервалась и некто в белом фраке с красной гвоздикой в петлице провозгласил, что сейчас начнется самое
И я не мог не заметить, что абсолютное большинство этих осовелых мужиков оглядывало именно Наташу. Некоторым, похоже, не терпелось подать за нее свой голос…
Мне оставалось только терпеть их беспардонное поведение.
Надо ли говорить, что так оно и случилось… Претенденток было немного, в основном их выдвигали те, кто до этого просто не увидел Наташу.
Ей отвалили тысячу долларов, подарили какую-то умопомрачительную парфюмерию, и она сошла с подиума под восторженные аплодисменты и завистливый свист. Правда, она не могла не знать, что эти призы еще предстоит отрабатывать: танцевать чуть ли не со всеми желающими, раздавать очередные призы тем, кто будет выигрывать их в последующих лотереях, всякий раз подставляя щеку для поцелуев…
Вернулась она ко мне за столик только через два часа, усталая, но всем на свете довольная.
– На твоем месте я бы поменял работу, – сказал я. – Здесь ты сможешь торчать до пенсии и сделать сбережения на старость.
– Не будь занудой. Гуляем! – воскликнула она. – Чем ты недоволен? Скоро будет конкурс на самого классного мужика. За кого я отдам свой голос, как ты думаешь?
– За Гошу, – сказал я и нарочито громко вздохнул. – Это я так ему завидую. Такие деньги за какие-то несколько минут.
– Я бы предпочла, чтобы ты меня ревновал, – сказала Наташа.
Тем временем снова заиграла музыка и к ней стали подходить новые соискатели ее дивной талии. Среди них Гоша.
– Спасибо, – отмахивалась она. – Я устала. Я могу побыть со своим другом, которого столько лет не видела? – А Гоше сказала: – Мы с тобой уже во всем разобрались и друг друга поняли.
Гоша подошел не один, а с такими же, как он, завсегдатаями все в тех же пресловутых кожаных жилетках. Они стояли с отсутствующими лицами, изображая из себя сильно крутых.
Гоша ничего не ответил Наташе, только посмотрел на меня, прищурив глаза. И его друзья тоже посмотрели. Лениво так посмотрели, что, видимо, должно было выразить их превосходство.
– Чуть не забыла, – обернувшись ко мне, громко сказала Наташа, так чтобы все слышали. – Нам с тобой дадут машину и охрану, когда соберемся отсюда уезжать.
Кожаные жилетки переглянулись. И как-то незаметно слиняли.
– Так в чем дело, – спросил я, когда мы остались одни, – сматываем удочки, пока деньги целы?
– Неудобно, – сказала она, приподняв плечи. – Не знала, что ты такой скряга. Как ты не понимаешь – эту премию я должна здесь же истратить или отдать на благотворительность. Здесь так принято. Поэтому я и говорю: гуляем! Я угощаю. Чтобы не
– Уж какие там подозрения… – пробормотал я.
Просто мне не хотелось, чтобы она за меня платила. Хотя я прекрасно понимал: убегать сразу, как только выиграл хорошие деньги, неприлично. Хоть в лагерном бараке, где играют блатные, хоть в элитном ночном клубе, где собираются крутые.
– Делать нечего, – сказал я. – Гулять так гулять. Пока всю тыщу не спустим – отсюда просто не уйдем!
– Ну почему, кое-что можем оставить для себя, – шепнула она на ухо. Потом улыбнулась, привстала, поцеловала меня в щеку, хотя я еще ничего не выиграл, и протянула сто долларов. – Бери и ни в чем себе не отказывай! Так это, кажется, называется…
Я шел к стойке бара, сжимая в руке купюру и раздумывал, что бы это могло означать – оставить для себя?
Но это легко сказать – прогулять тысячу баксов за одну ночь. Даже при здешних ценах. Тем более мы были на работе. Проесть, даже при здешних ценах, – нам не под силу. К тому же кое-кто из нас, кажется, бережет фигуру. А на восстановление храма или на инвалидов здесь никто не собирал.
– Вот черт, – сказал я уже под утро. – Никогда не думал, что это так тяжело – прогулять штуку баксов за одну ночь. Тем более если не пьешь. И не пора ли нам, в таком случае, сваливать? По-английски. Тем более что все конкурсы уже закончились.
– Еще не было главного конкурса, самого последнего, – Наташа кивнула в сторону ведущего, чей белый фрак был уже в пятнах, а красную гвоздику сменила чайная роза. Он о чем-то шептался с уже надоевшим мне Гошей в его неизменной жилетке. Возможно, этот Гоша был здесь не последним человеком.
– И, наконец, последний наш конкурс! Самый интригующий и занимательный! – провозгласил шоумен. – Выбор «Мистера Ночь»! Самого крутого и классного мужика из наших гостей!
При этих словах в его сторону стали поворачиваться недовольные головы. Только что люди мечтали лишь об одном – поспать после трудовой ночи, которую они честно отработали. Зато дамочки, похоже, проявили большую заинтересованность.
– Хотел бы напомнить присутствующим о главном призе для победителя! – продолжал ведущий. – Он вправе пригласить для дальнейшего продолжения наших посиделок одну из самых очаровательных дам, принявших участие в голосовании, которое будет открытым. И хочу напомнить некоторым не в меру ревнивым кавалерам, что по правилам нашего клуба победитель получает все и ему не принято отказывать!
Это заявление было принято с визгом, свистом и аплодисментами.
Я вопросительно посмотрел на Наташу.
– Пошли отсюда, – сказал я. – Не нравится мне все это.
– Подожди, – помотала она головой. – Я, как королева вечера, хочу проголосовать за тебя. Посмотрим, посмеют ли мне отказать в моем выборе при том, что я имею право на десять голосов. С условием, что потом точно так же выберешь и ты меня.
– Я и так выбрал, – сказал я. – Так что можем идти.
Она отмахнулась от меня, встала и решительно направилась к шоумену, с которым продолжал шептаться неугомонный Гоша. При ее приближении они смолкли, уставясь на нее осоловелыми глазами.