Перебирая наши даты
Шрифт:
Христос в «12» — иррациональное, возникшее помимо замысла, на взлете вдохновения, как завершающая нота. Он вытекает из интонации, возвышает ее. Он — композиционная точка. Он — подсознание художника.
5.3. Перевожу Незвала.
Лучшее уже переведено. Все прочее — раскованная болтовня. Они там становились поэтами по очкам, великими по количеству написанного, по самоощущению, по отсутствию препон. Наши поэты в XX веке, кроме Маяковского, писали мало, доходили до читателя трудно.
Поэтому
10.3. Идиотское пьяное мальчишество на дискуссии в «Иностр. литературе». Подкатило под горло, я сказал грубость Федоренко и ушел.
Вечер памяти Али Орловской, милой поэтессы и переводчицы.
12.3. Два дня дома. Не работается. Нужно упорно реализовывать состояние ума и понимания мира, которое окрепло во мне за этот год.
Поэма — лишь перелом и начало. Многие главы ее уже мне неинтересны.
14.3. …Читаю Рильке — письма, эссе. Книга хорошо сделана Ваней Рожанским. Переводы Богатырева и Микушевича мешают ощущению того, что перед тобой великий поэт.
Русская поэзия должна навалиться скопом на Рильке и перевести.
Берви — Флеровский пишет (об эпохе Александра II): «Главная причина слабости либеральной партии заключалась в отсутствии корней в народе. Невозможность опираться на народ отдавала ее в распоряжение правительства со связанными руками… Они (либералы) хотели бы проповедовать замену власти бюрократии властью имущего класса; но народ ненавидел такой же жгучей ненавистью имущий класс, как и бюрократию».
Наши либералы хотят заменить бюрократию технократией.
С тем же успехом и в тех же условиях
15.3. …К «Моск. сраж.». Русский идеализм всегда проверяется кровью.
31.3. Вечер моих стихов в Музее Пушкина. Читал Смоленский. Несколько новых стихов — я.
10.4. Почти все эти дни дома.
Укреплялся в мыслях о книге опыта. Галя меня глубоко и серьезно понимает. Наши с ней разговоры — самые важные в жизни, ибо обобщают всю жизнь.
Хорошо было бы, если бы не деньги, не заботы. Славный апрель….
Поэма юного Юры Ефремова о доме умалишенных. Весьма талантливая. Он поэт….
12.4. С РКлейнером работал над композицией об Эйнштейне. Очень интересно все — и содержание, и компонирование, и режиссирование. Надо упорно учиться драматургии.
13.4. …Ношу новое ощущение, но никак не засяду за работу.
10.8. Для «Записок». Шолохов— гениальный пластун. Пишет по- пластунски….
18.8. Приезжала на час Лидия Корнеевна. Почти слепая. Впечатляющая.
19.8. Записки Л. Чуковской об А. А. Ахматовой. Замечательная проза. Жаль, что у Пушкина не было своей Л. К.
Читали с Галей весь день и ночь.
Катастрофически не работается….
27.8. Смутное нерабочее настроение. Переводить катастрофически невозможно. К бумаге, к машинке отвращение.
Читал эти дни роман Корнилова. Володя меряется с Солженицыным и с самим Львом Николаевичем. Но его роман мизантропический, без отдыха и искусства. Все люди мелки и отвратительны по самой своей природе.
Реальность сквозь предстательную железу. Положителен только сам автор, едва прикрытый фамилией героя.
Нет ни любви, ни прощения, ни надежды. Роман злой и потому лишен пластики и обаяния. Сюжет жесток и кажется искусственным, потому что в нем нет ни внутреннего, ни внешнего оправдания. Герои сходятся не на одной войне, не на одном форуме, а в одной постели.
Позавчера приезжал Женя Шифферс, христианский проповедник. Он шарлатан или псих или и то и другое вместе.
Однако неординарная, необычная личность, рожденная потребностью в пророке, учителе, отпускателе грехов, молитвеннике.
Разговаривали, хорошо обедали и пили водку. Я, подобрев, стал его жалеть, чем привел, видимо, в ярость и негодование….
Читаю новую книгу Слуцкого….
12.9. Приезжал Даниэль с Толей Я….
Главное впечатление от Даниэля — развитое чувство собственного достоинства. Всякое отсутствие самоутверждения и учительства….
17.10. Работа. Прочел «Узел» Солженицына. Пишу об этом.
19 октября. Болею. Приезжал Даниэль. Читал хорошие переводы из Готье. Приятный, достойный человек.
20.10. Читал памфлет двух Медведевых о психиатрической провокации.
Должно произойти размежевание умов среди оппозиции. Процесс может быть долгий и наверняка болезненный. Уже «грубое» размежевание есть. Но тут затрагивается уже тонкая область фрондерской морали, область тактики: можно ли своих побивать?
Этот вопрос привносит много затруднений в мою статью о новом романе Солженицына.
5.11. «Памятные записки» и «Вопросы к Солженицыну» движутся слабо. Работа и вовсе стоит. Устал, видно.
Маячат деньги за Альфиери — стимула для работы нет.
6.11. У Копелевых. Чтение стихов. Приятный, умный Эйдельман….
7. II. Читали воспоминания Копелева. Весьма интересно, особенно о наших в Восточной Пруссии.
Сейчас время мемуаров. Наверное, это самое интересное из того, что пишется сейчас.
Происходит глубокое отдаление от прежних друзей. Они меня не хотят видеть в новом качестве. А мне с ними скучно.
8.11. Приезжала Е. Боннэр со своим новым мужем — академиком Сахаровым. Чудаковат, добр, необычен.