Перед бурей

Кьюб-Макдауэлл Майкл П.

– Все нормально, Хэн.

Люк вошел в дом. Лейю он нашел сидящей на кухне, держа в каждой руке по стакану.

– Я как раз пытаюсь вспомнить, делал ли ты хоть когда-нибудь то, о чем я тебя просила.

– Лейя, пойми, что это важно для нас обоих. Я думаю, что это наш шанс узнать нашу мать как реальное лицо.

Она повернула лицо к нему, в ее глазах была усталость.

– Зачем? Ты влезал в мой разум столько раз, что я не могу вспомнить. Мы сидели в медитационном круге ночь за ночью, вызывая Оби-Вана, Энакина, Йоду, Оуэна

и Беру, моих приемных родителей, вызывали и ее – помнишь?

– Я помню

– И после этого мы знали столько же, сколько и до этого. Ты назвал это «конспирацией молчания».

– Но теперь я думаю, что молчание может быть сломлено. Мне кажется, я знаю, почему мы тогда не нашли ее следов.

Лейя сказала:

– Тобой завладело прошлое. А я не могу позволить себе тревожиться столь о многом. Наши отец и мать мертвы, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы изменить это. А мои дети – это будущее.

Люк резко спросил:

– Откуда мы можем знать, что наша мать мертва? Где ее могила? Кто видел, как она умерла? Ты?

– Нет, но…

– Она могла оставить тебя на Альдераане, чтобы спрятать от отца.

Лейя встряхнула головой.

– Это было бы слишком просто… Она мертва, Люк. Если бы она была жива, она воссоединилась бы с нами, ничто не остановило бы ее.

– Сейчас ей может быть около пятидесяти лет. Мы еще можем воссоединиться.

– Я боюсь, что у меня уже не хватит сил искать ее.

Люк спросил:

– Что это значит?

На ее лице появилась мучительная усмешка.

– Я сейчас расскажу тебе кое-что, чего ты не знаешь. С самого конца войны – с тех пор, как я снова стала главой Новой Республики, сюда не перестают приходить женщины, и каждая объявляет себя нашей матерью. Хэн, сколько их там уже было?

– Около двух сотен.

– Охрана называет их сумасшедшими старухами, но некоторые из них не старше нас, а некоторые – вообще не люди. Но все они одержимы идеей, что именно они дали жизнь героям Республики.

Люк убедительно сказал:

– У нашей матери могут быть причины, по которым она не хочет давать знать о себе. Она может защищать тех, кто защищал ее, она, возможно, не хочет отвечать на наши вопросы. Может быть, она думает, что ее будут ненавидеть за связь с Вейдером. Хотя бы поэтому мы должны найти ее. Лейя, позволь мне заглянуть в твой разум еще раз. На этот раз я знаю имя нашей матери.

– И что дальше, если ты найдешь то, что ищешь?

– Тогда я вместе с женщиной, которая сообщила мне имя, буду искать следы матери.

Лейя раздраженно взмахнула руками.

– Это никогда не кончится! Ты никогда не выкинешь это из головы!

Люк сказал:

– Я просто хочу знать истину. Не понимаю, почему ты не чувствуешь того же, что и я?

– Как ты не можешь осознать, что мы никогда не будем знать наших родителей лучше, чем сейчас. Нам нечего сказать о них своим детям. Мы лучше расскажем об Оуэне и Беру, о Бейле – о тех людях, которые

любили нас и защищали, заботились о нас, как о собственных детях. А с настоящими родителями нас связывает только кровь.

– Это больше, чем кровь.

– А если ты будешь искать эту истину, как ты ее называешь, ты можешь найти нечто такое, что тебе совсем не понравится. Ты можешь пожалеть о том, что не оставил прошлое в покое.

– Разве может быть что-то хуже того, что мы уже знаем?

Лейя встала со стула.

– Всегда может быть хуже, чем есть. Люк, мы с тобой – подкидыши, нравится тебе это или нет. История нашей семьи начинается здесь – с этого дома и этих детей. И они будут знать своих родителей, и своего дядю, и всех наших друзей.

Голос Лейи был наполнен злостью – злостью на мир, на прошлое, на Люка.

– Мои дети смогут рассказать историю своей семьи своим детям – и в этой истории никому не придется нести на себе бремя позора из прошлого. Я постараюсь, чтобы это было так, с твоей помощью или без нее. Ты можешь идти куда угодно и с кем угодно, ловить тени из прошлого. Но не впутывай меня в это, не требуй от меня залезать в это прошлое. И не приноси это прошлое в наш дом. С меня уже хватит.

Лейя вышла из кухни, оба мужчины стояли, пораженные ее речью. Люк сказал:

– Прости, Хэн, ты был прав. Я подумал, что знаю ее лучше тебя.

Хэн пожал плечами.

– Я не знаю, кто прав, а кто нет, малыш, я просто знаю, что мы оба упрямы как таунтауны.

Люк попрощался и вышел.

***

Подобно большинству маленьких старых кораблей спортивного типа, «Верпин» Акейны имел не слишком много технических «наворотов» и не предлагал особого комфорта для пилота. Он не имел оружия, боевых дефлекторных щитов, не был оборудован астродроидом, его субсветовая скорость была весьма низкой в сравнении с современными кораблями. Навигационный дефлекторный генератор на нем был сравнительно новый, но мотиватор гиперпривода не менялся со времени постройки. В тесной кабине было два сидячих места – для пилота и пассажира, и тут же одно спальное. Рядом размещался маленький аппарат для переработки отработанного воздуха. Консоль пищевого обслуживания ограничивалась выбором трех напитков. Акейна сказала, что у нее не было денег купить современные пищевые автоматы.

Но кабина пилота и пассажира была достаточно свободна, чтобы Люк отказался от летного скафандра в пользу более свободной одежды. Необходимые вещи он сложил в маленькую сумку. Акейна удивилась:

– Это все?

– Да. Заходи в корабль, а то замерзнешь.

Люк включил комлинк.

– R7, ты меня слышишь?

В комлинке утвердительно свистнуло.

– R7, я ухожу на некоторое время. Переходи в охранный режим. Если кто-то войдет в периметр, дай сигнал «Альфа-5-0-Альфа» по первому каналу связи.