Перед лицом закона
Шрифт:
Женщина несколько мгновений молчала, а потом сказала более весело:
— Вообще-то он должен завтра заехать ненадолго домой. Вы когда улетаете?
— В ночь.
— Юра будет около четырех. Вы адрес знаете? Заходите в четыре.
— Адрес у меня тоже есть, но я лучше предварительно позвоню.
— Ну хорошо.
— Еще раз извините. Спокойной ночи.
— Вам также.
Мистер Дей положил трубку на аппарат, захлопнул записную книжку, спрятал ее в карман и поднялся.
— Вот видите, какие уж тут катакомбы, — с усталой усмешкой сказал он. — Желаю вам тоже спокойной
Когда он шел в свой номер, Валентина Ивановна, которая положила трубку не на аппарат, а на стол, бегом спускалась с четвертого этажа на улицу.
Ближний телефон-автомат был в пятнадцати метрах, на углу. Опустив монету, Валентина Ивановна набрала номер телефонной станции, который давно запомнила наизусть.
— Девушка, — услышав ответ, сказала она, стараясь не выдать волнения, — мне надо быстро узнать, с какого номера мне только что звонили. Трубку я не опустила.
— Что значит быстро? Хулиганы звонили или кто? — довольно грубо спросила девушка.
— Я вас прошу, девушка. Мне велела вам звонить Никольских. — Это была фамилия начальника станции, и она подействовала магически.
— Какой у вас телефон?
Валентина Ивановна назвала.
— Минутку, не отходите.
Действительно, не более чем через минуту Валентина Ивановна услышала номер, который ей тоже пришлось запомнить, потому что в спешке забыла захватить карандаш и бумагу. Вернувшись к себе, она записала его, потом взяла часто и тонко гудевшую трубку, нажала пальцем на рычаг и набрала номер, но совсем другой, а не только что записанный.
— Борис Николаевич, это Фастова, — быстро заговорила она. — Был звонок.
— Давно?
— Минут пять назад.
— Кто?
— Мужчина. Сказал, приехал из Москвы.
— Назвал себя?
— Нет, сказал, от общих знакомых. Хочет передать посылку. Завтра улетает.
— Как вы ему ответили?
— В точности как вы мне говорили. Что Юра на даче, но завтра будет к четырем.
— Молодец, Валентина Ивановна. Пригласили его в гости?
— Я предлагала, но он сказал, сначала позвонит.
— Хорошо. Спасибо.
— Да не за что, Борис Николаевич.
— Ну это еще неизвестно. Ложитесь спать, вам завтра вставать раненько придется.
Борис Николаевич Сысоев, майор госбезопасности, вел следствие по делу моряка торгового флота, старшего помощника капитана сухогрузного судна «Альбатрос» Юрия Георгиевича Фастова. А Фастов в данный момент находился вовсе не на даче, а как подследственный — в тюремной камере. Почему он туда попал, будет рассказано несколько позже, ибо это длинная история, а сейчас надо последить за стремительным рядом событий, которые были вызваны этими ночными телефонными разговорами.
Глава VII.
ЗАЧЕМ ОН ПРИЕХАЛ?
Было восемь часов утра, когда в кабинете генерала Баскова началось совещание. Ближе всех к генеральскому столу сидел майор Сысоев, дальше всех — капитан Краснов.
— Прошу вас, Борис Николаевич, — сказал Басков.
— Тут мы все в курсе дела, — начал Сысоев, — так что скажу только новенькое.
— Ясно, — сказал Басков и посмотрел при этом на Краснова. — Игорь Иванович, а во сколько ваш подопечный покинул квартиру Храмова?
— В половине одиннадцатого.
— Быстро же он бегает.
— Там от гостиницы пять минут ходьбы, — словно оправдывая мистера Дея, сказал Краснов.
Генерал по своему обыкновению без всяких смягчающих переходов спросил прямо:
— Игорь Иванович, нет ли трещин в нашей с вами версии насчет Храмова, будто он одиночка?
Краснов остро ощутил, что ему дают предметный урок, но, кажется, это уже бесполезно. Он был всегда чересчур самокритичным. Он собрался встать и громко выпалить: «Товарищ генерал, считаю себя негодным к службе в органах госбезопасности и прошу меня отчислить». Он и встал, но сказал короче:
— Кажется, есть, Анатолий Иванович.
Урок продолжался.
— Но торопиться с окончательными выводами не следует, — сказал генерал, как бы успокаивая его, и снова поднял взгляд на Сысоева. — Вернемся к звонкам. Когда Фастову опять будут звонить?
— Вероятно, около шестнадцати.
Недолго помолчали, потом генерал спросил у Сысоева:
— А как себя чувствует Фастов?
— Похудел малость, а в общем ничего. — Сысоев, отличавшийся от большинства присутствующих, бывших помоложе его, всегдашней готовностью улыбаться, улыбнулся и теперь.
— Что вас так радует? — Басков изобразил вид, что удивлен, но на самом деле он не удивлялся. Они с Сысоевым давно понимали друг друга, и Басков ждал от майора ответа, заранее угадав его смысл и не зная лишь формы и подробностей.
— Как же не радоваться? Он же просил не стричь его под машинку. Его и не остригли.
Собственно, в этом ответе содержался целый план дальнейших действий, исходивший из одного важного предположения. За то и уважали Сысоева в управлении, что он умел вот так, словно невзначай и шутя, изложить самую суть своих замыслов и предложений.
— Значит, считаете, Борис Николаевич, ничего такого никто не заметит?
— По обличью не заметит.
— А как насчет душевного состояния?
— Фастов сильно злой.
— Тогда рискнем. Прошу всех сесть поближе...
Можно сказать, что эту непростую операцию начал тюремный парикмахер, который подровнял Юрию Георгиевичу Фастову волосы на шее и висках и побрил его лучше обычного. К восьми утра Валентина Ивановна привезла в тюрьму хорошо выглаженный костюм, галстук, сорочку, белье, носки и туфли — во все это и облачился ее муж. Затем его привезли в тихий двор, где уже ждал Сысоев. А Сысоев к тому времени успел договориться с хозяевами одной из квартир в доме, стоящем напротив гостиницы, где остановился мистер Дей. Окна квартиры смотрели на угол гостиницы, так что оттуда можно было наблюдать за обоими входами — и за центральным и за боковым, из которого лестница вела в гостиничный ресторан.