Перед прочтением — сжечь!
Шрифт:
Глава 18
СОБАКИ, RU
…Никанор Стервовеликов уже давно слышал, что кто-то неотступно и настойчиво пытается разбудить его, дергая за руки, тряся за плечи, брызгая в лицо холодной водой и даже хлопая ладонями по щекам, но разлепить свои отяжелевшие, как свинец, веки был не в состоянии. Ему было крайне неприятно, когда на лицо попадали брызги холодной воды, и больно, когда по щекам хлестали чьи-то горячие ладони, но тело продолжало оставаться чужим и непослушным, и он только мычал что-то в ответ,
Но от него не отставали и, хочешь — не хочешь, а пришлось произвести над собой невероятное волевое и физическое усилие и открыть глаза. С трудом обретая способность воспринимать окружающее, он увидел вокруг себя чью-то, вроде бы знакомую ему веранду с большими окнами, в которые скреблись ветви яблонь, и склонённую над собой женщину, в которой, хотя и не без труда, но всё же признал жену своего брата Ивана — Марью Безбулатову.
— Ты чё? Ты чё? — не мог сообразить он, чего она от него добивается.
— «Чё», «чё»! — передразнила невестка. — Вставай и иди домой! Сколько можно пьянствовать!
— Да мы чё? Мы всего-то и выпили… — он задумался, пытаясь вспомнить, сколько же они с Иваном выпили, но память была окутана клубящимся тёмным маревом, в самой глубине которого маячили какие-то смутно узнаваемые тени. Последнее, что ему удалось вспомнить, это, как он диктовал Ивану названия каких-то сайтов, а там опять и опять вылезали фамилии Сталина, Строева, Старовойтовой, а чаще всего этого грёбаного критика Антона Северского, но только не Никанора Стервовеликова.
— Это… давай посмотрим ещё вот такой вот сайт, — уже почти без всякой надежды на успех попросил он брата убитым унынием голосом и, порывшись в своём заляпанном винными пятнами блокноте, остановился на нужной ему странице. — Вот! Набирай давай. Сначала слова: «русская рифма» — английскими буквами и через чёрточку. Потом без всякого интервала цифры «двадцать один». Большими такими, римскими… Есть? Ну, а потом эта, как её?.. «Собака», далее «мту», через черточку — «нет», потом точка и «ру». Готово?
Иван в одно касание пробежал пальцами по клавиатуре, и на экране возникла цепочка замысловатых знаков: russkaya-rifmaXXI@mtu-net.ru.
— Но это адрес чьей-то электронной почты, — пояснил он брату. — Так называемый e-mail. Ты хочешь отправить кому-то письмо?
— А стихов там быть не может, ты уверен?
— Ну почему же, не может? Вполне возможно, что кто-то прислал на этот адрес и стихи, ты тоже можешь послать туда свою подборку. Но ознакомиться с пришедшими на чужой e-mail посланиями может только непосредственно тот, кому этот адрес принадлежит. Так что давай, решай, посылаем мы туда что-нибудь или нет.
— Посылаем, — вздохнул Никанор.
— Что?
— Всё. И всех. Весь этот грёбаный Интернет и вместе с ним всю поэзию разом. Посылаем. Посылаем, брат! Как можно быстрее и как можно дальше. И тащи-ка ты сюда стаканы…
Нервы Никанора не могли больше выдерживать такого демонстративного
— Это же даже не персонажи российской мифологии, как они могли к нам попасть? — недоумевал один из укладывавших в рюкзак бутылки «Клинского» парней.
— Да как угодно! — отвечал другой. — После того, как мы разрушили «железный занавес», мы сделались беззащитными перед любым проявлением зла. Не надо даже засылать к нам диверсантов, достаточно внедрить моду на компьютеры, а там… Сегодня уже не только любой вампир, сегодня даже смерть приходит по Интернету!
— Кому пир? — вскинулся, услышав обрывок разговора, Никанор. — Вам пир? А в лоб не хотите, козлы интернетовские? Я щас обеспечу…
Однако обеспечили всё-таки им с Иваном и, получив от молодёжи по хорошему, переливающемуся всеми оттенками лилового цвета фингалу, они взяли с горя в два раза больше водки, чем намеревались, и вернулись домой. Дальше шла абсолютно непросматриваемая зона сознания, в которой потерялся счёт не только выпитым бутылкам, но и прожитым дням, так что он вынужден был пойти на унижение и спросить у Марьи, сколько же времени длится этот их непредвиденный «забег в ширину».
— Да вторую неделю доканчиваете, ироды! — с раздражением выкрикнула она и, задрожав вдруг губами, слезливо добавила: — Иди, Никанор. Ну, пожалуйста… Не порть мне Ваньку.
— Да я чё? Мы больше не будем, честно тебе говорю.
— Вот и хорошо. Вот и иди, пока вы не начали опять похмеляться…
Она помогла ему слезть с кровати, отыскала и подала валявшиеся где-то босоножки, и Никанор и сам не успел заметить, как оказался за калиткой.
Отойдя от Иванова дома, он хотел было пойти самой прямой дорогой, выводящей к остановке рабочего автобуса, на котором можно бесплатно доехать до швейной фабрики, недалеко от которой он жил, но, сунувшись в нужный переулок, увидел, что тот запружен целой сворой хороводящихся собак («С чего это они? — подумал ещё Никанор. — Вроде бы, „собачьи свадьбы“ должны быть зимой, а сейчас ещё только август приближается…») и во избежание неприятностей развернулся и двинулся более длинной дорогой.
«Ладно, пусть так будет дольше идти, зато там, кажется, есть водопроводная колонка», — припомнил он, ощущая нестерпимую похмельную сушь в горле, как пил здесь когда-то по пути к Ивану ледяную прозрачную воду. Воспоминание настолько усилило чувство жажды, что Никанор аж застонал от муки, но улица оказалась длинной, как очередь на квартиру, и вскоре у него перед глазами поплыли тёмные круги, в голове загудело, желудок начали сжимать тошнотные спазмы, и он почувствовал, что ещё чуть-чуть, и он может потерять сознание.