Перегрузка
Шрифт:
Кажется, они продумали все.
Лишь одно доставляло Георгосу смутное беспокойство — Иветта. После той ночи, четыре месяца назад, когда ему пришлось устранить двух свиней из охраны на горе рядом с Милфилдом, он больше не доверял Иветте. Ее надо было убрать.
Дело это не было трудным, но Георгос пока откладывал его. Она приносила пользу. Хорошо готовила и вполне устраивала его в постели, что было для него в последнее время немаловажным. По мере приближения операции ему все чаще требовалась женщина.
Георгос ни словом не намекнул ей о готовившихся взрывах в отеле “Христофор Колумб”, но она,
Удивительно! Даже сама мысль об убийстве Иветты вызывала у него эрекцию. Георгос вернулся к своим записям в журнале.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 1
В номере — люкс на двадцать пятом этаже отеля “Христофор Колумб” — Леа оторвала взгляд от тетради, в которой она писала.
— Папа, — сказала она. — Можно, я спрошу тебя о чем-то личном?
— Да, конечно.
— У вас с мамой теперь все в порядке? Ниму потребовалась секунда-другая, чтобы понять смысл вопроса дочери. Потом он быстро ответил:
— Да, в порядке.
— И вы не… — Леа запнулась. — Вы не собираетесь расходиться?
— Если ты из-за этого беспокоишься, — сказал он, — то не стоит. Этого не случится, я надеюсь, никогда.
— О, папа! — Леа бросилась к нему и крепко обняла. — О, папа, я так рада!
Ее юное нежное личико, влажное от слез, прижалось к его щеке. Он обнял ее и ласково погладил по волосам.
Они были вдвоем, потому что Руфь и Бенджи несколько минут назад спустились вниз попробовать мороженое, которым славился отель. Леа предпочла остаться с Нимом, заявив, что хочет доделать домашнее задание, которое она взяла с собой. А может быть, догадывался он теперь, чтобы задать этот важный вопрос.
Знают ли вообще родители, размышлял Ним, что творится в душах их детей, что переживают они из-за эгоизма и легкомыслия родителей? Он вспомнил, как Леа, общаясь с ним по телефону, когда они с Бенджи оставались у Нойбергеров, старательно избегала разговора о маме. Какое мучение испытывала тогда Леа, чуткая и все понимающая четырнадцатилетняя девочка! Ему стало стыдно. Вставал вопрос, следует ли сказать детям правду об условии Руфи? Вероятно, придется. Конечно, это вызовет беспокойство — такое же, какое испытал и продолжал испытывать Ним. И все-таки будет лучше, если Леа и Бенджи узнают обо всем сейчас. Ним решил, что обсудит это с Руфью в ближайшие несколько дней.
Леа как будто почувствовала его тревогу.
— Все в порядке, папа. Все в порядке. — Затем, быстро переключившись, как бывает в юности, она выскользнула из его объятий и вернулась к своим делам.
Он подошел к окну, из которого открывался вид, похожий на панораму с почтовой открытки. Историческая часть города, порт, заполненный судами, и два самых знаменитых в мире моста — все было тронуто золотом клонящегося к закату солнца.
— Эй, — сказал он через плечо. — Какой фантастический вид.
Леа, улыбаясь, подняла глаза.
— Да. Конечно.
По крайней мере одно ясно: то, что он взял семью на съезд Национального
Через некоторое время Руфь и Бенджи вернулись в номер. Со смехом они сообщили, что им пришлось попробовать по два стаканчика, прежде чем их пригласили в зал мороженого трехзвездного класса.
Второй день съезда.
Рассвет был светлым и безоблачным, солнце струилось в окна. Ним, Руфь и дети наслаждались роскошным завтраком, поданным в номер.
Во время завтрака Ним еще раз просмотрел текст доклада. По программе он был назначен на десять утра. В самом начале десятого Ним отправился на лифте вниз, на первый этаж.
Существовала причина, по которой он сначала направился туда. Из окна номера он увидел на улице что-то вроде демонстрации, и ему было интересно знать, кто и зачем ее устроил.
Выйдя из парадных дверей отеля, он понял, что это была все та же знакомая толпа — движение “Энергия и свет для народа”. Около сотни человек различного возраста шествовали, скандируя лозунги. “Неужели им никогда не надоедает, — удивился он, — и они ничего не хотят знать, кроме собственной точки зрения?”
Они размахивали своими обычными плакатами:
“ГСП энд Л” надувает потребителей”; “Пусть народ, а не зажравшиеся капиталисты, владеет “ГСП энд Л”; “Энергия и свет для народа” требует общественного владения коммунальными предприятиями”; “Общественное владение — гарантия снижения тарифов на электричество”.
“Какого воздействия на Национальный институт энергетики, — размышлял Ним, — ждет “Энергия и свет для народа”? Он мог бы сказать им, что никакого результата не будет. Но они жаждали внимания к себе и, как всегда, его получали. Он видел телевизионные камеры. О да, всем происходящим руководил с бодрым видом Дейви Бердсон.
Начались попытки демонстрантов не пропустить транспорт к отелю. Путь к фасаду отеля блокировался цепочкой сторонников “Энергии и света для народа”, которые взялись за руки и препятствовали движению нескольких автомобилей и такси.
Другая группа перекрыла соседний служебный въезд. Там задержали два грузовика. Ним видел, что один из них был молоковоз, а другой — открытый пикап, груженный огнетушителями. Оба водителя вышли из своих машин и протестовали против задержки.
Теперь появилось несколько городских полицейских. Они двигались среди демонстрантов, увещевая их. Последовал короткий спор между полицией и демонстрантами, к которому присоединился Бердсон. Затем крупный бородатый мужчина пожал плечами и начал отодвигать своих сторонников от обоих въездов, а полиция, поторапливая их, пропустила внутрь два грузовика, затем автомобили и такси.