Перегрузка
Шрифт:
— Должен сказать, миссис Куинн, — ответил Притчетт, — что я согласен с точкой зрения Ирвина.
Присцилла Куинн решительно покачала головой:
— Что бы вы ни говорили, это не заставит меня изменить свою позицию.
Адвокат вздохнул.
— Присцилла, слишком уж вы недоверчивы. Не потому ли, что он человек не вашего круга?
— Возможно, это и так, — лицо миссис Куинн залилось краской, — но у меня тоже есть принципы, которых, по-видимому, так не хватает этому неприятному типу.
— Пожалуйста, давайте обойдемся без колкостей, — попросила Лаура.
Притчетт
— Позвольте всем напомнить, что наш комитет обладает полномочием принимать окончательное решение, в том числе и по вопросу о том, как и на что тратить деньги.
— Госпожа председатель, — сказал Сондерс, — как выяснилось, двое выступили “за” соглашение с Бердсоном и один — “против”. За вами решающее слово.
— Да, — утвердительно кивнула Лаура, — я понимаю это и, признаюсь, испытываю колебания.
— В таком случае, — сказал Сондерс, — позвольте объяснить, почему я считаю, что вы должны принять нашу с Родериком точку зрения.
— А когда вы закончите, — вмешалась Присцилла Куинн, — я изложу свои соображения.
Еще двадцать минут спорящие топтались на месте.
Лаура Бо Кармайкл слушала, вставляя иногда реплики, и в то же время мысленно решала, кому же отдать голос. Если она выступит против сотрудничества с Бердсоном, то создается патовая ситуация, что будет означать полный отказ. Если же она проголосует “за”, то это создаст решительное большинство — три к одному.
Она намеревалась сказать “нет”. В прагматизме Сондерса и Притчетта она видела немало достоинств, но в своем отношении к Бердсону была ближе к Присцилле Куинн. Проблема заключалась в том, что она не очень хотела оказаться в одной компании с ней. Высокомерная жена калифорнийского старика-миллионера, постоянная гостья светской газетной колонки, она чисто по-человечески не нравилась Лауре.
Мучило ее и еще одно соображение: если она примет сторону Присциллы, то это явно будет означать тот смешной вариант, когда женщины объединяются против мужчин. И не важно было, чем руководствовалась Лаура в этом смысле, все равно Сондерс мысленно бы выругался: “Эти чертовы бабы снюхались!” Когда Лауру выдвигали кандидатом в председатели клуба “Секвойя”, Сондерс поддерживал ее конкурента. Лаура была первой женщиной, занявшей высший пост в клубе, и ей очень хотелось показать, что она может пользоваться своей властью так же умело и беспристрастно, как и многие мужчины, а быть может, и значительно лучше.
И еще.., у нее было чувство, что союз с Бердсоном окажется фатальным.
— Мы ходим кругами, — сказал Сондерс. — Предлагаю проголосовать в последний раз. Присцилла Куинн заявила:
— Я против. Сондерс прорычал:
— Решительно за.
— Простите, миссис Куинн, — сказал Притчетт. — Я голосую “за”.
Глаза всех троих сфокусировались на Лауре Бо. Она колебалась, еще раз оценивая смысл происходящего и свои сомнения. Потом решилась:
— Я голосую “за”.
— Здорово! — сказал Ирвин Сондерс, потирая руки. — Присцилла, проигрывать — так красиво. Присоединяйтесь к остальным.
Крепко сжав губы, миссис Куинн отрицательно покачала головой:
— Думаю, вы все пожалеете об этом голосовании. Хочу, чтобы мое несогласие было зафиксировано.
Глава 2
Дейви Бердсон вышел из здания штаб-квартиры клуба, напевая веселую мелодию. У него не было никакого сомнения в исходе. Куинн, думал он, будет против него, но остальные трое, каждый по своим собственным соображениям, поддержат его. Можно было считать, что пятьдесят тысяч звонких монет уже у него в кармане.
Он вывел свой обшарпанный “шевроле” с ближайшей автостоянки, добрался до центра города, а потом проехал несколько миль на юго-восток. Он остановился на неприметной улочке, где никогда раньше не бывал, но которая выглядела подходящей для того, чтобы на несколько часов оставить машину, не привлекая внимания. Бердсон запер машину, запомнил название улицы, прошел несколько кварталов к более оживленной магистрали, где, как он заметил по дороге, работали несколько автобусных линий. Он сел на первый проходящий автобус, направляющийся на запад.
По дороге от машины до автобуса он напялил шляпу, которую обычно никогда не носил, и нацепил очки в роговой оправе, в которых вовсе не нуждался. Эти два предмета удивительно изменили внешность Бердсона, так что видевший его по телевидению или еще где-либо человек сейчас почти наверняка просто бы не узнал его.
Проехав на автобусе десять минут, Бердсон вышел, остановил проезжающее такси и дал команду ехать на север. Несколько раз он поглядывал через заднее стекло, наблюдая за следующими за такси машинами. Это наблюдение удовлетворило его, он приказал таксисту остановиться и расплатился. Через несколько минут он сел в другой автобус, на этот раз едущий в восточную часть города. К этому времени линия его маршрута после парковки автомобиля напоминала по форме не правильный квадрат.
Покидая второй автобус, Бердсон, прежде чем отправиться в путь, внимательно оглядел других выходивших пассажиров. Примерно через пять минут он остановился у небольшого обшарпанного дома, поднялся по пяти ступенькам к незаметной двери, вдавил кнопку звонка и встал так, чтобы его можно было увидеть через крошечный глазок. Дверь почти сразу же отворилась, и он вошел внутрь.
В маленькой темной прихожей убежища “Друзей свободы” Георгос Арчамболт спросил:
— Ты был осторожен по дороге сюда?
— Конечно же, я был осторожен. Я всегда осторожен. А вот вы все напортили на подстанции, — с укоризной сказал он.
— На то были причины, — возразил Георгос. — Идем вниз.
Они прошли по лестнице в один пролет в подвальную рабочую комнату, где в беспорядке хранились взрывчатка и другие компоненты самодельных бомб.
У стены на кровати лежала, вытянувшись, девушка лет двадцати. Небольшое круглое лицо, которое в других обстоятельствах могло показаться красивым, было бледно-восковым. Слежавшиеся, давно не чесанные светлые волосы были разбросаны по грязной подушке. Правая рука ее была крепко перевязана, бинт стал бурым в том месте, где через него сочилась, высыхая, кровь.