Переходя все границы
Шрифт:
В действительности она понимала, что вовсе не испуг был причиной их возникновения.
На следующей неделе настроение у всех было приподнятым. Кайла уже долгое время не видела своих родителей такими веселыми. Было совершенно очевидно, что они обожают Тревора и верят, что он сумеет сделать их дочь и внука счастливыми. А вот энтузиазм Бэбс к середине недели, казалось, совсем истощился.
— Мне вовсе не нужно ничего подобного, — прокомментировала Кайла одно из сексуальных неглиже, предложенных ей подругой.
—
От этого намека Кайла почувствовала тошноту.
— У меня достаточно ночных сорочек, — возразила она сдавленным голосом.
— Видела я их. Старье. Для медового месяца такие точно не годятся.
— У нас не будет медового месяца. По крайней мере, прямо сейчас. Мы просто переедем в дом Тревора.
— Это и твой дом тоже. И ты отлично понимаешь, что я имею в виду, говоря о медовом месяце. Чтобы насладиться обществом друг друга, вам вовсе не обязательно уезжать из города. И если уж на то пошло, даже из спальни выходить не придется. — Она весело рассмеялась. — У меня самой было уже несколько медовых месяцев. Так какое неглиже ты выбираешь — персикового цвета или голубого?
— Мне все равно, — нетерпеливо ответила Кайла, усаживаясь на пуфик в примерочной. — Именно ты настояла на том, что мне требуется новое неглиже, вот сама и выбирай.
— Да что с тобой такое творится? — раздраженно воскликнула Бэбс.
Подруга все равно бы ей не поверила, поэтому Кайла решила ни о чем не говорить. Если человек не в своем уме, он все же не станет сообщать об этом своим друзьям.
— Ничего, — сказала она.
— Ты стала такой ворчливой. Но я знаю отличный способ улучшить твое настроение — несколько дней в постели с Тревором Рулом!
Бэбс отвернулась, чтобы позвать продавца, и не заметила, что на лице Кайлы застыло суровое выражение. Она очень хотела проникнуться духом предстоящего события, но ей никак не удавалось это сделать, ведь радоваться свадьбе значило бы предать память Ричарда. Уже долгое время никто вообще не вспоминал о нем, словно самое его существование стерлось из памяти всех, кроме нее.
Она отчаяннее, чем обычно, цеплялась за мысленный образ покойного мужа, но он необъяснимым образом ускользал от нее. Кайла заметила, что подобные провалы памяти случались особенно часто, когда она находилась в обществе Тревора, который виртуозно выступал в роли жениха.
Каждый вечер они вместе ходили по магазинам, выбирая вещи для дома. Он хотел знать ее мнение по поводу любого их приобретения, будь то кухонный комбайн или диванная подушка-валик. Тревор, казалось, читал ее мысли. Самой Кайле не удалось бы подобрать мебель лучше той, что купил он. Их вкусы во всем полностью совпадали. Часто она чувствовала себя Золушкой, все желания которой разом воплотились в жизнь. Он не жалел денег. По мере добавления новых предметов к внутреннему убранству дома Кайла все чаще ощущала потребность ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все происходящее с ней реально и что ей вовсе не снится невероятный сон.
Когда однажды вечером Тревор привел ее в спальню, чтобы продемонстрировать результат их совместной деятельности, Кайла снова подумала, что грезит.
— Сегодня доставили стулья и кровать, — сказал он, включая лампу с шелковым абажуром в форме цветка лотоса. — Думаю, все вместе составит хороший гарнитур.
Комната показалась Кайле очень милой, живым воплощением ее мечты. Она медленно осмотрелась, после чего сосредоточила внимание на стоящем перед ней мужчине. Он не отрываясь смотрел на нее. Волосы Кайлы казались золотыми в свете лампы, а сквозь тонкую ткань платья четко проступали очертания тела.
— Что такое? — чуть слышно выдохнула она.
— Давай испытаем кровать.
От неожиданности она судорожно вдохнула, часто заморгала, а сердце неистово затрепетало в ее груди. Мгновение спустя Тревор уже подошел к ней, и она обнаружила себя лежащей на кровати вместе с ним. Тревор склонился над ней и, не отводя взгляда от ее лица, провел рукой по ее шее и коснулся груди. Его ловкие пальцы расстегнули первую пуговицу на лифе ее платья. Затем вторую. И третью.
Кайла не в силах была пошевелиться, даже когда его рука скрылась в вырезе ее платья. Дыхание ее участилось, а глаза сами собой закрылись.
Пальцы Тревора достигли бретельки ее бюстгальтера и стали спускать ее на плечо, все ниже и ниже, обнажая кусочек груди, скрытый изысканным кружевом.
— Боже, как ты красива, — прошептал он, лаская ее грудь и податливый сосок.
Он произнес ее имя за мгновение до того, как завладел ее ртом. Вопреки ожиданию Кайлы, поцелуй получился вовсе не горячим и страстным, а нежным и ласкаюшим. Таким же ласкающим, как и пальцы, продолжающие легонько пощипывать ее сосок.
Прижавшись губами к ее уху, он прошептал:
— Я хочу войти в тебя, Кайла. Хочу ощутить твое возбуждение.
Она вздохнула, и он снова поцеловал ее глубоким проникающим поцелуем, поглаживая пальцами кожу, напрягшуюся от его прикосновений и откровенных слов.
— Любовь моя, пожалуйста, не нужно издавать такие эротичные звуки. Пожалуйста, не будь такой податливой, отвечая мне, — простонал он, лаская ее грудь. — В противном случае я не смогу остановиться. А я хочу быть твоим мужем, когда мы впервые займемся любовью.
Демонстрируя громадное самообладание, Тревор отстранился от Кайлы, привел в порядок ее одежду и, протянув ей руку, помог подняться с кровати. Ноги ее подкашивались.
Улыбнувшись, он прикоснулся к ее груди в том месте, где находится сердце.
— Я сделаю тебя счастливой, Кайла, клянусь тебе.
Она уткнулась лицом ему в шею, но не от страсти, а скрывая отчаяние. Он заставлял петь ее тело, но, тем не менее, она не могла сказать ему в ответ тех же слов, потому что, пообещав любить его, она нарушила бы торжественный обет, данный ею задолго до того, как она познакомилась с Тревором Рулом. Тот самый обет, что она принесла на могиле Ричарда в день его похорон.