Перехваченные письма
Шрифт:
31 августа 1939
Soldat Karfunkel-Karsky, Serge
7е S.I.М.
Caserne Bernard
D^ole (Jura)
16 av. Jean-Jaur`es
Montrouge, Seine
Дорой мой Сергушенька, где вы сейчас, мой родненький? У нас пока все спокойно, вчера перевезла вещи из Meudon'a и отвезла Джеки, оставила его у консьержки и дала ей 10 fr.
Сынишка наш очень притих. Каждый раз спрашивает, где папа? Папа `a la guerre [216] . Его поражает, он выбегает на балкон и кричит: papa, ку-ку! За мной следует повсюду и все боится сирены…
Когда поезд ваш ушел, мне показалось, что почва из-под ног уходит. Mais je suis tr`es brave [217] .
Сегодня ходила с Мишей на rue Clo^itre-de-Notre-Dame, там выдают маски детям с двух лет, но, оказывается, что только парижанам, а я — Montrouge.
Думаю
216
На войне (фр.).
217
Но я держусь мужественно (фр.).
218
Женщины-добровольцы (фр.).
219
Гражданская оборона (фр.).
После объявления войны мой отец был призван в армию, где служил в качестве санитара (он был слишком близорук для строевой службы).
В сентябре 1939 года, после мобилизации и отъезда мужчин, среди гражданского населения пронесся ветерок паники, стали распространяться слухи о бомбардировках, о возможном вторжении немцев… Один из друзей моих родителей, Сусланский, не призванный в армию, отец четырех детей, предложил нескольким друзьям, женам ушедших на фронт солдат, в том числе и моей матери, отвезти их подальше от фронта, в центр Франции. Мы — кроме нас, было еще три или четыре человека — отправились в путь на Ситроене. Во время одной из остановок наш водитель, вместо того, чтобы утолить жажду кофе, выпил пива. В результате неподалеку от Тура он задремал за рулем, и мы попали в аварию.
У матери была сломана нога, у меня — ключица, остальные пассажиры, кажется, серьезно не пострадали. Сидевший за рулем Сусланский тоже не получил видимых повреждений, но удар о руль был таким сильным, что это вызвало внутреннее кровоизлияние, которое через два или три дня привело к остановке сердца.
3 сентября 1939
Exp. Mme Joseph
55, rue de la Goutte d'Or.
Дорогой Сереженька!
Вчера вечером я тебе отправила открытку, в которой написала, что Ида с Мишенькой уехали первого вечером в направлении Bordeaux. Но я точно не знаю, в Bordeaux ли они уехали и вообще уехали ли уже. Дело в том, что Ида в 9 вечера упаковалась и сказала мне, что ждет к 10 или немного позже, чтобы за ней приехали или Котляр с женой или кто-то другой. Я с ней рассталась, и она обещала мне прислать pneumatique, если не уедет. Но сегодня прошел день, a pneumatique от нее я не получила, из чего заключаю, что она уехала.
2 сентября 1939
H^opital Bretonneau
Salle 14 Clinique
Tours, Indre et Loire.
Дорогой мой, золото мое, не волнуйтесь, когда получите письмо из Tour'a, теперь нужно ждать всяких неожиданностей.
После всеобщей мобилизации я хотела уехать. Говорили, что утром в субботу люди не смогут уехать, так как поездов не будет, а машины реквизируют. В 10 1/2 явился мой кузен Сусланский. Я лежала уже в кровати, но более или менее была сложена. Миша очень обрадовался поездке. Я оставила верного Джеки консьержкам, и они решили везти меня в Sous-Lac или что-то вроде этого. Я должна была там устроиться и вызвать Дину. Ночью до Тура все было хорошо, дальше что-то случилось. Машин была тьма, а я заснула, и все мы оказались в крови. В первую очередь вытащили меня и нашего сына из машины и привезли в Тур. Мишутка абсолютно не тронут, я довольно мало, но в госпитале буду лежать столько, сколько будут держать.
8 сентября 1939
Сережик, мой единственный, как бы я хотела, чтобы война кончилась этими несчастьями. А ведь это только цветочки. Все несчастья еще впереди. Может быть, еще пронесет, но, кажется, надежды мало.
Сергуша, пишите два раза в день, три, если можно. Слово, два слова, но чтобы мы знали, где вы!
Только что больных погнали в погреб. Милый, что значит быть матерью, оказывается, можно прекрасно ходить на одной ноге и держать младенца на руках. Это была fausse alerte [220] , мы ведь в Tours'e, но было и театрально, и страшно, и замечательно они это проделали…
Страшно волнуюсь, но не за нас, мы более или менее в abri [221] в Tours'e, но вы, но Дина, Бетя, дети… Ведь это светопреставление, вы думаете, что это долго может продолжаться?
Храни вас Господь, наш единственный.
220
Ложная тревога (фр.).
221
Убежище (фр.).
8 сентября 1939
Я женился в субботу утром. Моя жена заставила провести несколько дней с нею в деревне, а после я думаю возвратиться в Париж или Шартр, чтобы записаться добровольцем. Я уже пытался раз записаться — до объявления войны — но меня не взяли из-за возраста (брали только до 40 лет, а мне уже 41). Теперь, думаю, будут брать и старше, попытаюсь еще раз. Если не возьмут, запишусь в Дефанс пассив.
…В день, когда я заехал за Идой и Мишкой, чтобы отвезти их к жене в деревню, они уже уехали в Gironde. Они и сейчас могут приехать. Я Иде дал адрес, решение зависит исключительно от нее! Так как эта война принимает особые формы, многие воображают, что никаких бомбардировок городов не будет, и люди возвращаются в Париж. Но мне лично кажется, что т.к. Германия сейчас прижата к стене, а ее правительство состоит из гангстеров, способных на любую подлость, то возможно, раньше, чем сдохнуть, они в предсмертных судорогах попытаются совершить пару преступных налетов на беззащитные города. Ввиду этого я думаю, что лучше бы Иде переждать несколько месяцев в деревне.
10 сентября 1939
Сергушка, мой родненький, как я вчера была рада вашему телефонному звонку, ведь 8 дней не было от вас писем…
Кроме моих денег Дина мне всунула 200 fr и Анюта 100, так что у меня было 900 fr, но я абсолютно не знала, где мои бумаги, деньги и вещи. Они нашлись в жандармерии. Все бумаги в красном портфеле есть, и, к счастью, я положила из 900 fr. 700 в красный портфель, а 200 fr., и моя carte d'identit'e [222] , и пудреница, и пр. — пропали. Как видите, в этом отношении все благополучно, хочу вам даже послать немного денег.
Michel наш развивается и смелеет, religieuse [223] он называет тетя-шляпа! Я восхищаюсь сейчас работой француженок, они работают 12 часов в сутки и не имеют выходного дня, но как работают!
222
Удостоверение личности (фр.).
223
Монахиня (фр.).
14 сентября 1939
Эти две недели войны меня многому научили и некоторых людей показали в их настоящем свете. Дина вела себя совершенно исключительно. Я каждый день получаю письмо то от Дины, то от Николая, то от Бетти… Я думала (да и Сусланский меня уговаривал) уехать подальше в Soulac, поближе к Bordeaux, к его жене, там спокойно сравнительно, и если я увижу, что можно устроиться, выписать Дину и Бетю. Но после accident [224] все меняется. Сусланский, бедняга, скончался, оставив несчастную жену (она сюда приезжала и мне очень понравилась) и 3 детей… А у меня (я ничего не скрываю) простейший перелом ноги, мне все-таки положили ногу в гипс. И теперь через 10 дней снимут. За это время выяснится положение Дины.
Я не волнуюсь, я сейчас совсем спокойна, я не хотела бы, чтобы вы волновались, ведь то, что я уехала, это оттого, что люди вокруг меня очень волновались… Все меня уговаривали уезжать, говорили, что ни одного ребенка в Париже уже нет…
224
Аварии (фр.).
19 сентября 1939
Волнуюсь обо всех, еще о родных в Румынии, что там слышно, ни одного письма оттуда. Ничем не помочь им, а еще ужас в том, что ничего не знаешь, живы ли они там! И так ведь месяцы.
Милый, я очень хотела бы, чтоб вы в свободные часы рисовали и читали. Нужно исполнять свою долю работы в этом новом муравейнике, но в свободные минуты оставайтесь самим собой, для меня, для Миши. Интересно, понравится ли вам Кафка?
Милый, я через несколько дней выйду из госпиталя и еду первым делом в Париж, там увижу Дину, Николая и Котляра. Если нужно будет, уеду или вместе с Диной, или к жене Котляра. Сейчас в деревне совсем не хорошо, дожди, дожди, и я со своими ревматизмами… Если нужно для спасения жизни — да, но я уже раз спасала и чуть-чуть…
Нас было пять человек, и все пострадали по-разному, и умер только тот, чей час пробил. Дина, а особенно Бетя, не советуют мне ездить, но я больше знаю теперь положение провинции и Парижа, нежели они. Обещайте мне не волноваться. Я вам каждый день пишу, а дальше… Назначенные выпадут кости. Будем стараться жить получше (если можно), не стоит загадывать на долгий срок. Старание устроить семейный уют, варка варенья, между прочим, очень пригодились бы теперь.
24 сентября 1939
Когда я кормила Мишутку, приносят телеграмму. Я ее спокойно беру и начинаю открывать и вдруг замечаю, что religieuse и все волнуются за меня, испуганно смотрят на телеграмму да на меня. При виде этого я тоже инстинктивно начинаю волноваться и долго ничего не понимаю. Наконец, соображаю и смеюсь и объясняю, что это от одной сумасшедшей поэтессы, и все счастливы и пожимают плечами.
Вот телеграмма: D'esol'ee peux vous recevoir Auvergne attends r'eponse. Ginger. Fournols [225] .
Это ведь сумасшедшая Аня, очаровательное существо (вот сухая, скупая Аня), а ведь никто так не ответил на мое письмо, причем письмо написано было позавчера и в весьма шутливом тоне, — и вдруг такая тревога… Не нужно злиться, но благодарить судьбу за таких, как Котляр, Присманова и пр.
Получила открытку от родных. Два письма не дошли. Открытка людей, старающихся быть спокойными. Мне понравилась.
Рада, что вам нравится Кафка, он мне тоже нравился, эта странная атмосфера безвоздушная. Какую именно книгу вы прочли? Напишите заглавие, постараюсь достать, хочу читать то же, что и вы.
225
Потрясена вы можете приехать в Овернь жду ответа. Гингер. Фурноль (фр.).