Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
– Ну и отлично. Еще две минуты отдыха, и вперед.
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, – спросил боец с подбитым глазом.
– Сейчас посмотрю… – Уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую – с обрезанными фильтрами.
Алик все понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:
– Только трофейные есть.
– Ничего, и такие пойдут.
Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись
– Товарищ старший лейтенант или как вас там? – внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки».
«Ну, еж твою!» – только и подумал я, покосившись через плечо.
Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой «ППД» висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.
– В чем дело, лейтенант? – как можно более спокойно спросил я.
– Предъявите ваши документы!
– Лейтенант, ты совсем на голову больной или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?
– Я еще раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать моею властью.
Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришел бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с оружием остальных к дереву, от которого сидел на расстоянии двух метров.
– Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать второго числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали? – решил я использовать свое послезнание.
Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал, что называется, переть буром:
– Молчишь? А в сарае что восстание не организовал? Голова болела? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.
– Я еще раз требую…
– А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!
– Прекратите оскорблять сотрудника госбезопасности! Немедленно дайте документы!
– Щаз, разбежался об стену… – Ничего, кроме как тянуть время, аккуратно, кончиками пальцев вытягивая из кобуры «ТТ», мне не оставалось.
– Немедленно положите автомат на землю! – решил сменить пластинку лейтенант.
«Так, если я начну снимать с плеча „ППД“, то перестану вытаскивать пистолет. А что, если, скидывая автомат, просто выхватить „ТТ“, да и завалить этого зануду? Так свой он – жалко. Да какой свой? Дятел он назойливый, а не свой».
За спиной у меня послышался какойто шорох, затем – невнятный возглас и напоследок, звук глухого удара, как будто стукнули деревяшкой об деревяшку. Затем я услышал шум падающего тела. Скосив глаза, я увидел, что лейтенант лежит на земле, а над ним, с винтовкой в руке, стоит сержант Коля.
– Сержант, ты что, с дуба рухнул?
– Нет, товарищ старший лейтенант.
– Так что ж ты старшего по званию – прикладом?
– А вражина он!
– Да с чего вы взяли, сержант? – Я попытался перейти на официальный
– Что он нам стволом грозил? Да и форма у него подозрительно чистая! Вон, даже подшива белеет! На нас посмотрите, товарищ старший лейтенант, вон, обтрепанные все. До меня только сейчас дошло!
«Щелк!» – И кусочки головоломки встали на свои места. Я понял, что же мне показалось странным в том жесте лейтенанта, когда он якобы очнулся. Он искал кобуру НА ЖИВОТЕ! Некоторое время назад я помогал ребятамреконструкторам при съемке документального фильма, точнее, это они снимались в документальном фильме, на который меня наняли как режиссера. Так вот, я вспомнил, как один из «отцов реконструкции» распекал двух парней за неправильное ношение кобуры. «Ты кто? Офицер Красной армии или шпион? Ну, так перевесь кобуру на правый бок. Я понимаю, ты немцев обычно реконструируешь, но нашито носили кобуру на боку, а вот фрицы – на животе».
Вскочив на ноги, я бросился к лейтенанту. «Только бы мы не ошиблись! Только бы он немцем оказался!» – стучало у меня в голове. Был один надежный способ проверить мои сомнения. Торопливо обшарив карманы «энкавэдэшника», я нашел удостоверение.
– Тотен, фонарик! Живо!
В ярком свете диодного фонарика я торопливо листал страницы. «Саукстас Герман Янович. Лейтенант. ГУГБ НКВД» – пока все верно. Так, «выдано 18 октября 1939 г.». Проведя пальцем по скрепкам, я облегченно выдохнул.
– Немец он, – сказал я, поднимая голову.
– А как вы узнали, товарищ старший лейтенант?
– Вот, сам посмотри. Удостоверение он, судя по «легенде», почти два года в кармане таскает, края обтрепались и обложка потерта, а скрепки не заржавели. Нам перед заброской как раз про эту особенность рассказывали… – решил я придать убедительности своим словам.
– Но удостоверение ведь действительно потрепано?
– Есть такие спецы, Николай, они тебе за два дня что хочешь в надлежащий вид приведут.
– Понятно. Тото мне показалось, что он порусски както не так говорил.
– Поэтому он и прибалтом записан, а может, и на самом деле – латыш или эстонец, а может, фольксдойч какой. Но это лирика. Алик, шнурок давай.
В этот момент я краем глаза заметил быстрое смазанное движение. Единственное, что я успел сделать, – это поднять правое плечо и немного пригнуть голову, поэтому сапог лжегэбэшника попал мне не в голову, а как раз в поднятое плечо. От удара оно онемело, и я выронил пистолет, а сам опрокинулся на бок. Гад сноровисто сграбастал «ТТ» и направил его на меня…
– АААААА, твоюююю… – раздался рев Тотена.
Немец отреагировал на новую угрозу выстрелом. Алик запнулся на бегу, но всетаки сделал еще два шага и обрушил приклад «маузера» на грудную клетку противника. Противный хруст и бульканье… Извернувшись, я изо всех сил ударил немца ногой в голову. Снова послышался хруст. Я встаю на четвереньки и, не обращая внимания на немца, рвусь к Алику, оседающему на землю.
– Тотен! Алик? Куда? Куда он попал?
– Все нормально, Тоха… – слабым голосом отвечает мой друг.