Перекрестки сумерек (др. изд.)

Джордан Роберт

Романда сидела, хмурясь на Салиту, которая смотрела прямо перед собой, с серым лицом и подрагивающими губами. Сестра-тайренка не сумела скрыть свой страх, однако все же шла вперед. Романда медленно кивнула, а затем встала, ко всеобщему изумлению. Она тоже решила попрать традицию.

— Иногда, — сказала она, глядя прямо на Лилейн, — надо делать то, чего делать не следует.

Лилейн встретила взгляд седовласой Желтой, не моргнув. Ее лицо будто было вылеплено из фарфора. Ее подбородок медленно поднялся. И внезапно она встала, бросив нетерпеливый взгляд на Лирелле, которая на мгновение уставилась на нее, прежде чем вскочить на ноги.

Все были в изумлении. Никто не издал ни звука. Свершилось.

Во всяком случае почти. Эгвейн прочистила горло, стараясь привлечь внимание Шириам. Следующая часть

ритуала — за Хранительницей Летописей, но Шириам стояла, размазывая слезы по щекам и обегая взглядом скамейки, словно пытаясь сосчитать, сколько из Восседающих стояло, и надеялась, что обсчиталась. Эгвейн прочистила горло громче, и зеленоглазая женщина вздрогнула и обернулась к ней. Даже теперь будто прошла вечность, прежде чем Шириам вернулась к своим обязанностям.

— Малым согласием решено, — объявила она неуверенным голосом, — заключить соглашение с… с Черной Башней. — Глубоко вздохнув, она распрямилась, и ее голос обрел силу. — В интересах единства я призываю к большому согласию. Пусть встанут все.

То был убедительный призыв. Даже в делах, которые могли быть решены малым согласием, всегда предпочтительно единогласие, к нему всегда стремились. Часы обсуждения, дни, могли уйти на его достижение, однако усилия не прекращались, пока каждая Восседающая не соглашалась или не было совершенно очевидно, что согласия не будет. Убедительный призыв, толкающий встать каждую женщину. Делана поднялась, неуверенно глядя по сторонам, словно марионетка, которую тянули против ее воли.

— Я не могу согласиться с этим, — сказала Такима наперекор всему этикету. — Что бы кто ни говорил, сколько бы мы ни сидели, я не могу и не встану. Я — не — соглашусь!

Никто больше не встал. Фэйзелле поерзала по скамье, двинулась, словно наполовину встав, оправила шаль, снова дернулась, пытаясь подняться. Большего движения не сделал никто. Саройя кусала пальцы с выражением ужаса на лице, а Варилин выглядела как женщина, которую ударили молотком меж глаз. Магла вцепилась в края скамьи, удерживая себя на месте и уныло глядя на ковры пред собой. Очевидно, она осознавала, какой взгляд сейчас устремила ей в затылок Романда, но ответила лишь тем, что сгорбила плечи.

Такима должна была положить всему этому конец. Бессмысленно искать большого согласия, если кто-то явно говорил, что не встанет. Но Эгвейн решила сама нарушить внешние приличия и протокол.

— Кто-нибудь считает, что она должна теперь покинуть заседание и свое кресло? — спросила Эгвейн звонким и громким голосом.

Прерывистое вздохи пронеслись по шатру, но она затаила дыхание. Это могло потрясти их, но лучше выяснить все в открытую сейчас, раз уж этому суждено случиться. Саройя дико посмотрела на нее, но никто не шелохнулся.

— Тогда продолжаем, — сказала Эгвейн. — Осторожно. Понадобится некоторое время, чтобы решить, кто именно должен будет вести переговоры с Черной Башней и что они должны будут сказать. — Время для нее создать некие гарантии. О Свет, ведь она собиралась за это бороться. — Во-первых, есть ли предложения по нашему… посольству?

Глава 20. В ночи

Задолго до окончания заседания, несмотря на подложенный под себя плащ, Эгвейн совершенно одеревенела от сидения на жесткой скамье. Наслушавшись бесконечных обсуждений, она предпочла бы, чтобы у нее одеревенели уши. Шириам, вынужденная стоять, начала переминаться с ноги на ногу, желая присесть на стул. Или просто усесться на ковер. Эгвейн могла уйти, освободив и себя, и Шириам. Ничто не вынуждало Амерлин остаться, и в лучшем случае ее замечания вежливо выслушивали. После чего Совет мчался в свою сторону. Это не имело ничего общего с войной, и, закусив удила, Совет не собирался давать Эгвейн возможности держать поводья. Она могла выйти в любое время — в обсуждении было несколько коротких перерывов на необходимые церемонии, — но, поступи она так, первым делом утром она получила бы полностью разработанный план, который Восседающие уже претворяли в жизнь, а у нее не было бы ни малейшего представления о его содержании до прочтения документа. По крайней мере именно этого она опасалась вначале.

Не удивляло, кто говорил дольше всех. Магла и Саройя, Такима, Фэйзелле и Варилин, и каждая заметно волновалась, когда слово давали другой.

О, они приняли решение Совета, хотя бы внешне. Им не оставалось ничего иного, разве что отказаться от своих постов. Как бы ни хотел Совет сражаться за согласие, когда курс действий избран, каким бы то ни было согласием, каждаядолжна следовать ему или по крайней мере не мешать. В том и была загвоздка. Что именно расценивать как помеху? Ни одна из пятерых, конечно, не говорила ничего против Восседающих своей Айя, однако остальные четверо вскакивали сразу, как только Восседающая садилась на место, а если она была Голубой, вскакивали все пятеро. И, кто бы из них ни получал слово, говорили очень убедительно, почему предложение предыдущего оратора совершенно неправильно, а возможно, является даже путем к катастрофе. И в этом не было признаков настоящего сговора, насколько могла судить Эгвейн. Они смотрели друг на друга столь же враждебно, сколь и на остальных, хмурились так же, если не сильнее, и не доверяли ничьим аргументам.

В любом случае, лишь немногое из предлагаемого доходило до утверждения. Восседающие не могли договориться о том, сколько сестер следует послать в Черную Башню, по сколько от каждой Айя, когда их следует отправить, что они должны требовать, с чем им дозволено будет согласиться, а что надлежит полностью отвергнуть. В столь деликатном деле любая ошибка могла привести к катастрофе. Вдобавок ко всему каждая Айя, кроме Желтой, считала, что только она единственно достойна возглавить миссию. Квамеза настаивала, что целью переговоров является заключение своего рода договора, а Эскаральда заявляла, что для столь беспрецедентного действия необходимы исторические познания. Берана даже указала, что соглашение такого рода должно быть достигнуто только рационально. Общение с Аша'манами несомненно воспламенит страсти, а все, кроме холодной логики, в таком вопросе влечет за собой катастрофические последствия. На самом деле она слишком разгорячилась из-за этого. Романда хотела, чтобы посольство возглавила Желтая, но, поскольку сейчас сложно предусмотреть необходимость в Исцелении, ее выступление свелось к упорному повторению того, что любой другой может попасть под влияние особых интересов своей Айя и забыть цель всего мероприятия.

Восседающие из одной Айя поддерживали друг друга лишь тем, что открыто не возражали, и не было двух Айя, готовых согласиться друг с другом, за исключением того факта, что они приняли решение отправить посольство в Черную Башню. Хотя и само название «посольство» оставалось спорным, даже среди тех, кто с самого начала выступал за него. Сама Морайя казалась растерянной от такой идеи.

Не одна Эгвейн считала непрестанное выдвижение аргументов и контраргументов утомительным, рассчитанным на то, что ничего не оставалось, как начинать каждый раз с самого начала. Сестры, стоявшие позади скамей, уходили из шатра. Другие занимали их места, чтобы в свою очередь удалиться спустя несколько часов. К тому моменту, как Шириам наконец произнесла: «Во имя Света, теперь разойдемся», спустилась ночь, и кроме Эгвейн и Восседающих в шатре осталось лишь несколько дюжин сестер, иные из которых пошатывались, словно их, наподобие мокрых простыней, пропустили через отжимной каток. И ничего не было решено, за исключением того, что необходимо все еще раз обсудить перед тем, как что-либо будет решено.

Снаружи в бархатно-черном небе висел бледный полумесяц, окруженный россыпью мерцающих звезд, а воздух был пронзительно холодным. От дыхания в темноте клубились султанчики тумана. Эгвейн удалялась от шатра Совета, с улыбкой слушая, как расходятся, продолжая спорить, Восседающие. Романда и Лилейн шли вместе, но чистый высокий голос Желтой сестры опасно приближался к крику, да и голос Голубой не отставал. Они обычно спорили, оказавшись друг с другом, но Эгвейн впервые видела, что они предпочли такое общество, хотя могли от него отказаться. Шириам почти искренне предложила принести отчеты по ремонту повозок и фуражу, которые у нее были затребованы утром. Однако эта усталая женщина не скрывала облегчения, когда Эгвейн отослала ее спать. С торопливым реверансом она растворилась во тьме, запахивая плащ. Большинство палаток стояли темными, подобные теням в лунном свете. Мало кто из сестер бодрствовал после наступления ночи. Масла для ламп и свечей всегда недоставало.