ПереКРЕСТок одиночества
Шрифт:
Второй день оказался продуктивней. Погода туманная и морозная. Шепот громок и невнятен, от него легко отгородиться рутинными делами. Тренировал тело. Дал нагрузку ногам – помимо приседаний заставил себя прыгать до изнеможения, пытаясь достать до потолка. Не забыл сделать отметки на стене – докуда достал пальцами. Продолжаю мечтать о турнике. Состоялось две встречи. Обе с мужчинами. И оба не понимали ни один из известных мне языков. Пообщаться не удалось. Поулыбались друг другу сквозь стекло. Первый показал мне искусно вырезанную из дерева шкатулку – наверняка сделанную здесь. Я предложенным товаром не заинтересовался, отрицательно покачал головой, чем несколько огорчил продавца. Второй сиделец ткнул в стекло полную бутылку вина. Ткнул со странной жесткостью – направленной не на меня, а на вино. Жесткостью и неким…
Блямбу на его груди и общий облик – прическа, борода, взгляд – я запомнил со всей тщательностью. Это же праздник выгоды! Если есть еще такие как он и все они готовы отдать бутылку вина в обмен на сухари – я готов! Как не крути, с финансовой точки зрения я остаюсь в большой выгоде. А с точки зрения религиозной мне неинтересно.
Вино я проверил – неразбавленное, сладкое, крепкое, вкусное. Унес на базу и закутал в тряпки, прикрывая от света.
Еще одна выгода – три выученных слова. Я узнал, как на их языке будет «хлеб», «вино» и «стекло». Несколько раз переспросил, не забыв поулыбаться. Сам повторил слова вслух раз десять каждое. Дождался подтверждающих кивков. Повторил раз пять еще. Записал.
Языковой барьер – одно из самых серьезных препятствий. Я должен устранить его. И с этого дня отвожу время на обучение языкам. Для этой же цели стану использовать свободную от обмена минутку во время встреч.
Один раз дергал за третий рычаг.
Третий день. Он был таким же как предыдущие. Время пролетало со страшной скоростью – поразительно, но пребывая в одиночном заключении, я не мог выкроить времени на сон, настолько был занят неотложными делами. А тут еще, к моему огромному удивлению, проросли яблочные семена! Я не садовод. Но понимал, что как-то слишком уж быстро все произошло! Нереально быстро. Но это случилось. Поудивлявшись, покрутив ошарашенно головой, я аккуратно рассадил ростки в подготовленные пластиковые горшки, сделанные из разрезанных бутылок. Полил водой. Отнес к месту потеплее. Подумал стоит ли их накрывать прозрачными пластиковыми колпаками – навроде теплиц – но из-за отсутствия опыта и знаний не рискнул. Оставил все как есть и занялся другими делами. Не ощущал радости. Только удивление. Чему радоваться? Яблони, даже если продолжат расти и, если мне удастся наскрести на них грязи, яблоки дадут далеко не быстро. Через год? Два? Наверное, через три. А три года – долгий срок. И нет, я не задумываюсь над тем – а жив ли буду года через три? Нет! Я думаю так – через три года меня здесь быть не должно!
Три года – больше тысячи полноценных суток! Гигантский кусок времени, который можно потратить на что угодно, но лучше каждую секунду истратить на уверенный поиск выхода из тюремной камеры.
А яблони… да пусть растут! Я вообще до сих пор не верю глазам своим. Но бело-зеленые ростки упрямо не исчезают как бы сильно я ни тер глаза. В таких неподходящих условиях зародилась жизнь… может это некий намек для меня – цепляйся за жизнь всеми силами и у тебя все получится…
Четвертый день прошел скучно. Никаких встреч. Рутинные занятия. Читал вслух. Тренировался. Повторял выученные слова. Перечитывал старые финансовые записи и с некой философской грустью смотрел на собственные ведомости – пока мои операции нельзя назвать особо выгодными. Но я и не в убытке – а это главное. Два раза дергал третий рычаг. Сохранил еды. Для пробы тоненькими ломтиками нарезал полученный кусок копченой колбасы и подвесил под потолком. Попробую завялить. Не получится – получу ценный урок.
Заметил, что много времени стал проводить в кокпите невзирая на холод. Пользы от моего там присутствия немало – изучаю местность вокруг, наблюдаю за роением. «Роение» - этот термин я начал подсознательно использовать и даже записал. Роение крестов. Да. Обычно это слово используют по отношению к живым существам. Например, к муравьям. Или к пчелам. Именно пчел – немного спятивших – мне и напоминают кресты. А Столп, эта мрачная громада светящегося льда со странной начинкой, отлично подходит на роль улья с замороженным летком. Улей с запечатанным входом. И бедные пчелы не могут попасть домой. Они летают и летают вокруг недоступного дома, наворачивая круги и спирали, опускаясь и поднимаясь, изредка нанося яростные удары по отвергшему их улью…
Кресты неживые. Это искусственные сооружения из железа и кирпича, что неведомым образом держатся в воздухе и не падают. Да еще и летают неплохо! И их поведение – да, поведение, еще одно странное слово мало подходящее к неодушевленным предметам – тоже похоже на роящихся насекомых. Кресты сближаются и расходятся, уступают друг другу дорогу, плавно поднимаются и занимают место в эшелоне сверху. Все передвижения выглядят осознанными. Если это полет самолетов – то пилоты просто отменные! Вот только в моем кокпите пилота нет! Крест летит сам по себе. Но ему это не мешает стыковаться с соседями и аккуратно подниматься каждый день понемногу.
Движение вверх – базовое. Так или иначе но большая часть келий поднимается, все дальше удаляясь от земли. Метр за метром кресты взбираются по стылым воздушным ступенькам. И это отчетливейший сигнал – внутри келий исправно работающие узники раз за разом усердно дергающие третий рычаг и не пропускающие ни одного сеанса. В их крестах всегда горит свет, там всегда тепло и регулярно работает кормильня.
Движение вниз – явление, случающееся редко. Я видел спускающиеся, не падающие, а именно спускающиеся с небес кресты всего несколько раз. Вернее – вижу их до сих пор. Кресты спускаются медленно. Чем-то похоже на самолеты с отрубившимися двигателями, но продолжающие управляемое планирование к земле. Если мыслить символично, то третий рычаг похож на брошенный штурвал самолета. Стоит пилоту одуматься и взяться за него – крест вздрогнет и тяжело пойдет вверх.
Мой крест взлетал. Я был все ближе к потолку.
Потолок?
Так я назвал закрывающую небо сплошную пелену серых туч. С каждым днем я приближался к облачному потолку, готовясь войти в него. Не знаю, что там над ним, но кое в чем уверен – оттуда я земли не увижу. По моим подсчетам осталось не больше двух дней, прежде чем тупое рыло моего креста взрежет первое тучевое брюхо. И оттого я торопился запечатлеть в памяти и на бумаге каждую складку местности подо мной – прежде чем попрощаться с нею.
Чуть меньше четырех суток – столько понадобилось кресту, чтобы полностью облететь Столп и замкнуть первый круг. Первый для меня. Уверен, что пока кокпит был закрыт, моя келья навернула несколько таких кругов. Не стоял же крест на месте. Но именно этот восходящий круг был для меня первым – ведь его я провел «зрячим», почти все время проторчав в кабине и завороженно созерцая окрестности.
Этот первый показатель я записал. Перепроверю данные позднее. Еще несколько более-менее точных зацепок и я смогу вычислить скорость креста. Кое-какие приблизительные выкладки у меня уже есть, но они именно что приблизительные. А хочется максимальной точности.
Граница. Еще один важный для меня термин. Если точнее – граница света и тьмы, черта, до которой еще дотягивался исходящий от Столпа свет, позволяя увидеть заснеженную унылую местность. Тьма… чересчур громко сказано. Дальше просто серая мгла. Предрассветный зимний сумрак. Ничего не разобрать в этой мешанине серого и черного. Поэтому граница чисто условная, скорее означающая предел за которым я уже не могу ничего рассмотреть. Показалось, что на самой границе видел разрушенные дома. Причем речь о домах современных, многоэтажных. Высоченные узкие бетонные коробки с черными провалами окон.