Перекресток судеб
Шрифт:
– Вам лучше покинуть город, воскресной ярмарки не будет! — строго сказал старший из стражников.
– А чего происходит-то? — спросил Захар, строя из себя тупого увальня.
– Тихушники с ума посходили. Вломились в дом архимага Вирса Мир Фола и, похоже, всех там вырезали, а теперь несутся к домам других уважаемых господ города. Так что Сатурион сейчас не лучшее место для отдыха. Идите к северным воротам и уходите из города. Там деревень много, там ярмарки тоже проводят, — недовольно ответил старший в отряде стражников, и еще раз оглядев нас с ног до головы, пошел дальше.
– Архимаг
– Сарим, ты в порядке? — Подергав рыцаря за рукав, спросила я.
– А? Д-д-да, в порядке, — ответил он неуверенно. — Просто пытаюсь сложить кусочки мозаики, и не могу. Не складывается мозаика, как будто большого ее куска не хватает.
Потом он увидел наши заинтересованные лица и, осознав, что сказал лишнее, встрепенулся и, еще раз посмотрев на улицы города, сказал:
– Северные ворота далеко отсюда, я хорошо знаю Сатурион, не раз тут был. — Потом, немного помолчав, добавил:
– Если мы хотим быстрее добраться до Вековечного леса, нам нужны западные ворота, там тракт проходит вблизи Проклятых гор и болот, но зато так мы сэкономим неделю и, добравшись до реки Шустрой, через озеро Любви попадем в реку Тонкую и доплывем до долины ведьм.
– А что, так и быстрее и Тина-Тон остается очень далеко от нас, — сказала Акая. — Очень уж мне не нравится, как нас предостерегали служительницы Мороши от встречи с инквизиторами.
– Тогда пошли к западным воротам, — решительно сказал Сарим.
– А как же Бор Бар? — спросила я.
– Боюсь, он уже забыл о нас, — ответил наш рыцарь, потом он вздохнул и впервые добровольно протянул мне руку. — Пойдем, если он о нас вспомнит, то он знает, куда мы идем, и нагонит по дороге.
Я сжала его пальцы, и мы пошли на запад. Город, запыленный и иссушенный долгим отсутствием дождей, был безлюден, немногочисленные прохожие спешили обойти нашу непонятную компанию, или даже свернуть в подворотню, лишь бы не сталкиваться с нами. Горожане не знали, почему подняли тревогу и отчего стражники взбешёнными псами разгоняют горожан по домам, и потому мы у всех вызывали тревогу и чувство опасности.
Яркое полуденное солнце припекало, но ветер с гор был холодным, и этот погодный контраст сбивал с толку. Когда ветер не дул, было жарко, и тело покрывалось потом, но стоило ветру подуть, тут же становилось холодно, и я подозревала, что вскоре мы все сляжем с простудой от такой погоды, а у меня кроме аспирина ничего нет.
Где-то справа в квартале богатых вспыхнула ярко-желтая вспышка, а потом до нас докатился гул взрыва, и мы прижались к стене. В небе над городом мы увидели призрачный образ мужчины, рядом с которым стояли три служителя тишины в боевом облачении, и они явно кастрировали пленника.
– Похоже, Тихони поймали первого из виновных, — с ужасом сказал Захар, и я поняла, что для мужчин этого мира смерть от кастрации действительно очень позорна, а тем более демонстрируемая всему городу путем вот такой трансляции.
– А как они узнают, действительно виновен человек или нет? — спросила я, отворачиваясь от жуткой сцены.
– У них есть кристаллы истины.
Открыв дверь, мы заглянули внутрь и увидели, что никого из посетителей не было, трактирщик сидел за столом у окна и, видимо, сводил дебет с кредитом, проверяя какие-то бумаги и пересчитывая монеты.
– Пообедать или переночевать? — ворчливо спросил он нас, видимо, сейчас постояльцам он был не рад.
– Пообедать, — сказал Сарим, и трактирщик, с облегчением вздохнув, крикнул:
– Манька! Тащи обед на четверых и пива приличного.
Из кухни выглянула ярко рыжая деваха ростом с Сарима и шириной плеч как у Захара, она оглядела нас, с завистью рассмотрела оружие у Акаи и исчезла на кухне.
Мы уселись так, чтобы дверь на задний двор была поблизости, а центральный вход был хорошо виден. Не сговариваясь, мы были готовы реагировать на любые неприятности, и мой внутренний паладин велел мне не расслабляться. А старая магичка, что управляет погодным амулетом, что-то проворчала по поводу того, что молодежи только бы желудки набивать, а о безопасности своей никогда не думают. Кто-то еще высказался по поводу подъема боевого духа и хорошей выпивки, и я, мысленно сосредоточившись, велела заткнуться всем. В моей голове наступила тишина, и я, оставшись наедине с собой, вздохнула и с удовольствием приняла из рук Маньки большую кружку пива. На столе появилась жареные куры, рулет из свинины и большой каравай хлеба, потом нам принесли миски с соусами и крепким наваристым супом, похожим на борщ. А довершили шикарную картину застолья пирожки с повидлом.
Мы молча выпили пива, и Манька тут же принесла еще. Обед был тихим, разговаривать никому не хотелось, за окном вспыхнула еще одна желтая вспышка, и Захар пересел так, чтобы не видеть неба в окне.
Мы вышли из трактира через час, набат давно стих, но время от времени в небе снова появлялась сцена казни, и горожане, выбежавшие из домов, обсуждали происходящее. Стражники уже не гоняли никого по домам, им самим было интересно посмотреть, все поняли, что служители Тишины карают за преступление, и потому никто не смел им препятствовать, никто не хотел стать одним из виновных.
Город гудел от сплетен и пересудов, где-то уже выносили столы на улицы, и добрые соседи устраивали посиделки, где-то зазывалы заорали, приглашая покупателей в лавки и город забурлил, зашумел, ярмарку, может, и отменили, но город все равно полнился жизнью. К тому же люди стали делать ставки на то, сколько народу перебьют служители Тишины, и что будет с имуществом казненных, и так далее и тому подобное. Город бурлил, а мы шли на запад.
К вечеру вспышки и сцены казни прекратились, все уже решили, что все виновные получили по заслугам, и тут снова ударили в набат колокола на сторожевой башне дворцового комплекса. Правящая семья призывала на помощь, и все, затаив дыхание, подняли головы в небо, вспышка появилась примерно минут через сорок, и все горожане ахнули.