Перекресток волков
Шрифт:
— А ты задаешь глупые вопросы. Город никогда не был запретной зоной. Каждый живет там, где ему нравится. Можешь спросить у моего отца. Все ли пришли на его зов?
— Не буду спрашивать, — отрезал Артем.
— Почему?
— Я и так знаю, что не все. Значит, тебе нравится здесь, среди людей?
— Нет.
— Тогда почему ты не возвращаешься?
— Ты решил устроить мне допрос?
— Что мне сказать в круге?
— Это твои проблемы.
— Если ты собираешься драться со мной, то мои проблемы
Я сжал кулаки, чувствуя, как разгорается внутри ярость.
— Я уже сказал, мой друг уйдет со мной.
— Друг… — он сплюнул. — А как же Антон? Выходит, мать была права?..
«Твоя мать сошла с ума после смерти твоего брата…» Я хотел сказать эти слова вслух, но не смог. Я не хотел обижать его.
— Оставь Антона Лесу. Мертвым нужен покой. А люди бывают разные, поверь.
— Разные… Ну надо же!.. Впрочем, может ты и прав…
— Я прав.
Артем покачал головой, словно понял какие-то мои мысли, которых я сам еще не понимал. Потом внезапно положил ладонь мне на грудь. Я не отшатнулся, чувствовал — теперь он не нападет.
— Ты убиваешь?
— Давно. Уже очень давно.
— Том знает?
Я вспомнил лицо отца, его желтые разочарованные глаза, вспомнил, как горела моя щека от его удара.
— Знает.
Ладонь Артема жгла мне тело через рубашку, мешала дышать. Дьяволенок забился в самую тень моего сознания и тихонько поскуливал оттуда.
— Он проснулся… Он растет, да? Требует крови. Плохо… Слишком рано… Ты не сможешь контролировать ни его, ни себя. Лихорадка и смерть — это твое будущее. Остановись, пока еще не очень поздно!
— Не учи меня, Артем, — я оттолкнул его руку, одновременно пытаясь успокоить дьяволенка. Нам было очень больно. — Если помнишь, я всегда этого не любил. К тому же ты не имеешь ни малейшего понятия, как и чем я живу.
— Боюсь, что уже имею, — Артем вздохнул. — Я не буду драться с тобой. Не хочу приложить руку к его росту. И…
— Вот спасибо!
Он не обратил внимания на мой сарказм.
— …И я ничего не скажу в поселке. Но однажды тебе все равно придется объясниться с Советом.
Артем, конечно, был прав, но я еще не думал об этом.
— Я…
— Только одно еще, Ной, только одно. Возвращайся тринадцатого июня. Так будет лучше и для тебя, и для него. И для твоего отца. Тебе все простится… Сам знаешь — никого не осуждают в день шестнадцатилетия.
Именно это я и собирался сделать.
— Я…
— Ничего не говори, просто возвращайся. Место у костра для тебя всегда свободно, — он повернулся к нам спиной и исчез. Мне стало грустно.
— Я не понравился твоему другу, — без тени удивления заметил Бэмби. Я вздрогнул. Я уже забыл о его присутствии.
— Артем всегда недоверчиво относился к людям.
—
Я покачал головой и медленно побрел обратно. Где-то шуршала о гальку вода. Я вдруг захлебнулся запахом гнили, исходящим от каждого камешка в этом городе. А мне-то казалось, что я уже привык к нему…
— Ной?
— Нет. Он не испугался, а я не сильнее. Раньше был, да, а теперь — нет. Но я бы стал драться, а безумным часто везет.
— Ты считаешь себя сумасшедшим? — засмеялся Бэмби.
— Я вовсе не сумасшедший! Просто… — я махнул рукой, глупо хихикнул, чувствуя, как в душу вкрадывается запоздалый страх. В отличие от Бэмби, который, похоже, не поверил в мою слабость, я точно знал, что не смог бы выстоять против Артема.
— Значит, твои родители еще живы?..
Занятый своими мыслями, я и не заметил, как Бэмби сменил тему.
— Родители? А я никогда и не говорил, что они умерли.
— Точно. А кроме отца? Кто еще?
— Мама, конечно…
— Она, наверное, скучает по тебе…
— Наверное…
— Моя бы обязательно скучала, — убежденно сказал Бэмби.
Мама. Очень красивая женщина. Очень одинокая женщина. Она никогда не говорила об этом, но я чувствовал, что это так.
— Наверное, скучает, — повторил я.
— А братья-сестры?
Я улыбнулся. Они были младше меня, Эд и Лиза. И они любили меня и восхищались мною, и мне всегда это льстило. Когда Эду было восемь лет, он, чтобы походить на меня, решил перекрасить себе волосы в белый цвет. Но вместо белых его волосы получились какими-то желтыми, и его сверстники стали дразнить его желторотиком. Эд не рассказал об этом мне. Он отловил одного из своих обидчиков, связал и побрил. Не помню, чтобы брата после этого еще кто-нибудь когда-нибудь осмеливался дразнить. А Лиза в пять лет по уши влюбилась в меня и горько плакала, когда я объяснял ей, что единокровные браки недопустимы с точки зрения морали и физиологии. Я тогда поклялся, что навсегда останусь ей другом, самым лучшим. И так и было. Она доверяла мне все свои девчоночьи тайны. Я приносил ей из леса шишки и цветы, обещал показать город, когда она вырастет…
— Из родных — один брат, Эдвард, Эдди, чуть старше Крохи. Они даже чем-то похожи. И еще есть двоюродная сестра Лиза.
— Хорошенькая?
— Да… Эй-эй, Бэмби! Ей только двенадцать лет!
— Я просто пошутил! А кто такой Антон?
А вот этот вопрос был лишним. Легкое настроение, вызванное теплыми воспоминаниями, мгновенно улетучилось. Антон… Худой и гибкий, совсем не похожий на Артема, хотя они были двойняшками. Антон смеется. Антон плачет. Антон злится и лезет в драку. Память — она живая и мертвая. Всегда — живая и мертвая. Как огонь.