Переливание сил
Шрифт:
Борис думал на отвлеченные темы: о ветре, жаре, одежде...
«Ветра не слышно. А в операционной жарко, закрыто все. А на нас халаты, фартуки. Кондиционеры не работают с первых дней больницы. Тяжело. А если б ветер слышен был... Все равно жарко. Вот Витьке не жарко — спит. Ох, Витька, Витька».
— Можете начинать, домулло. — Это подошел Борис Васильевич. Он когда-то работал в Таджикистане. Там так называли шефа, учителя. — Пойдем, домулло.
Домулло вздохнул и пошел.
Аорта действительно оказалась поражена склерозом.
Они
Как это легко писать! И еще легче читать. Все это за пять секунд прочитывается, а вшивали полтора часа. Казалось бы, что особенного! Разрезал — вшил, разрезал — вшил. И все правильно, все в порядке. Секунды разрезали — часы шили.
Шили! Тоже легко говорить. Они прошивали иголками с ниткой стенку аорты. Аорту, через которую за минуту проходит около двенадцати — пятнадцати литров крови! Двенадцать литров за минуту через трубку диаметром сантиметра три! А ну-ка прикиньте, с каким напором, с какой мощью идет там кровь!
Они прошивали аорту, а потом от такого напора, от этой мощи кровь свистела через отверстия, и после шитья надо было прошитые места некоторое время прижимать салфетками, чтобы густая, вязкая кровь, ее составные тельца осели на этих дырочках и кровотечение прекратилось бы, дырочки заткнулись бы.
Кровь идет по синтетическому вязаному протезу, и, пока он тоже не пропитается, через все поры его вязки тоже сильное кровотечение.
А если подумать, что вот так выливается кровь его товарища!..
Нет, не надо хирургам оперировать своих!
Сколько раз Виктор советовал ему не связываться со своими, не класть их в больницу!
...Поднимали давление, переливали кровь, восстанавливали дыхание. Восстанавливали дыхание его товарища.
Они давно уже кончили, но Борис Дмитриевич не уходил из операционной.
— Пойдем, домулло, пойдем. Ведь все уже. Анестезиологи сами управятся. Не мешай им.
Он знал, что «анестезиологи сами». Он знал, что товарищ это его или просто незнакомый абстрактно-конкретный больной, анестезиологи все сделают ровно настолько, насколько они умеют. И он ничем не может помочь им.
Но разве есть доводы разума, когда лежит на этом столе твой товарищ!
— Нет, Борис, никогда не клади к себе в больницу близких своих.
— Папа, а почему кенгуру на двух ногах ходит, а в людей не превратилась?
— А потому, что они не ходят, а прыгают, поэтому у них времени нет подумать. Ничего не могут решить: только задумаются — прыг, прыг... Все время их что-то заставляет прыгать. — Виктор Ильич засмеялся и сказал: — Пойдем лучше к жирафам, у них передние ноги в два раза длиннее задних, а шея
— Я знаю, видел.
— Ты слишком много знаешь, Ленька. Если ты такой знающий, скажи мне: вот научились склероз лечить, пусть пока только временно вырезать, научатся рак лечить, всё научимся лечить — отчего же люди будут умирать, а?
— Ни от чего.
— Думаешь, так? Прыг, прыг... Я с тобой тоже сейчас прыгать могу.
1974 г.
«УКРАЛ»
Что сокращает человеку жизнь? Отчего наступает преждевременная смерть? От спешки и нервотрепки.
А что продлевает человеку жизнь? Радость, удовольствие, моральное удовлетворение. А вовсе не покой.
Казалось бы, все сделано, чтобы человек не спешил. Сколько часов сэкономлено! Вместо лошадей поезда, машины, самолеты и даже ракеты. Сколько часов появилось дополнительно! А человек спешит, спешит все больше и больше.
А я иду на работу медленно — жизнь себе сохраняю.
Как-то так получилось, я давно не оперировал. Стало скучно. Стал скучным. Стал уставать. Операция меня подстегивает.
Иду медленно — не спешу. Сегодня сильный туман. Кажется, что иду долго и идти еще далеко. В туман всегда идти далеко, как бы близко цель ни была: ее не видно — сплошное глубокое, бездонное молоко. Тогда нечего и торопиться. Но главное — я давно не оперировал. Меня давно пора уже подстегнуть операцией.
Вот и больница.
— Наконец-то! Кто-то появился! Хорошо, что вы пришли раньше.
— А что?
— У дежурных тяжелая больная, все заняты на операции...
— И что?
— Привезли еще одну тяжелую. Я уж хотела вызывать кого-нибудь из операционной. Посмотрите, пожалуйста.
— Где больной?
— Это она. Больная. В смотровой.
— Иду. Только халат надену.
— Нет, она какая-то не такая. Посмотрите сразу. Без халата.
Больная бледная, как туман. Вялая. Глаза закрыты. Я вошел с шумом, а веки не дрогнули.
— Что с вами?
— Живот болит. В двадцать пять минут седьмого заболело. Я даже сознание потеряла на мгновение.
Молодая женщина. Точно время говорит. Наверно, какой-то разрыв в животе. Возможно, беременность внематочная.
Еще два вопроса. Пульс. Давление. Живот осмотрел.
Да, это внематочная.
— Надо срочно оперировать. Слышите?
— Боюсь я. Может, не надо?
— Конечно, боитесь. И я бы боялся, родненькая. Но что делать?! Операция необходима.
— Ну что ж. Надо, так делайте.
По-моему, только сердечные больные, доведенные до предела, не только охотно соглашаются, но и сами напрашиваются на операцию. Сердечные больные очень хотят операции.
— Подавайте ее в операционную.
— Надо подождать. Там все заняты.
— То есть как подождать?! Это же внематочная! Срочно надо.