Переломный момент
Шрифт:
Макс поправил костюм, отряхнул брюки. Глубоко вдохнул, тяжело выдохнул.
Нужно было не забывать продолжать дышать.
Потому что Джина не собиралась ждать его в номере отеля. Жизнь не так проста и легка.
Для начала, он все еще не знает, почему она оставила Кению, или даже с кем путешествовала, если уж на то пошло.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил его Джулз. – В отель? Так ты не упадешь снова, чтобы, может, на этот раз разбить нос и…
Макс покачал головой.
– Мне нужно, чтобы ты оставался тут.
Кроме
Все еще был шанс, что она среди этих тел, просто не в своем контейнере.
И еще больше шансов, что ей понадобится один из них, чтоб добраться домой. Он должен помнить об этом. Даже если она жива, она пропала.
Но есть и вероятность, что ее нет в живых. Потому что, если она и не погибла от взрыва, то, возможно, паспорт украл кто-то, кто не хочет, чтоб она сообщила об этом. В лучшем варианте сценария она связана и заперта где-нибудь в подвале. В худшем – она уже под грязным полом подвала.
Но вероятность, что Макс найдет Джину живой, была больше, чем когда он впервые вошел в эту комнату. И он был за это благодарен.
Джулз взялся за ручку двери, сигналя телом «готов?».
Макс в последний раз вытер лицо. Он был готов, как и всегда, но сначала прокашлялся.
– Спасибо.
Может быть, впервые в жизни Джулз Кэссиди не попытался пошутить. И не стал придавать этому особое значение как-либо иначе. Он просто кивнул и распахнул двери, сказав:
– Пожалуйста, сэр.
И они оба вышли из комнаты.
Сэр.
Не «сладкий». Даже не Макс.
Не там, где кто-то может нечаянно услышать.
Но когда они вышли в холл к Фриску и охраннику, Джулз просто не смог сдержаться.
– Так насчет повышения, – пробормотал он таким тихим голосом, что даже Макс с трудом его расслышал. – Оно у меня в кармане, верно, плакса?
И Макс сделал то, что, как он думал, больше никогда не доведется. По крайней мере, час назад, когда пересекал гамбургский терминал, чтобы опознать тело Джины в хранилище аэропорта.
Он по-настоящему рассмеялся.
КЕНИЯ, АФРИКА
23 ФЕВРАЛЯ 2005
ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД
Было уже за полночь, когда Молли наконец пришла в его палатку.
Джоунс ждал этого, ждал ее, и он знал, что ему следует делать.
Он только не осознавал, как трудно это будет.
– Ты не можешь войти, – сказал он ей, но она заговорила одновременно с ним, проходя внутрь.
– Никто меня не видел, – сказала она и затем поцеловала его.
О чем он думал? Что Молли кротко ждала бы снаружи, что она поймет, что хоть угроза и стала меньше, но не исчезла, что они не могут знать наверняка, что никто не видел, как она шла сюда?
И Иисусе, неужели он вправду по-глупому верил, что когда снова окажется с ней наедине, как сейчас, то сможет отступить и сказать ей не целовать его?
Он вечность прождал, чтобы быть с ней – это было так чертовски долго…
Она крепко целовала его. И герой, которым он был, не мог удержаться, чтобы не целовать
Она дотронулась до него, пробежала ладонями по его спине и плечам, шее и волосам, как будто хотела убедиться, что он и правда весь здесь. Истинный джентльмен, он сосредоточил свое внимание и обе руки на ее восхитительной заднице, а она открылась ему, обвив одну ногу вокруг него в попытке прижаться еще ближе.
– Ты такой худой, – выдохнула она. – И трость – ты в порядке?
– Да, сказал он, – я в порядке. Трость – притворство.
Он знал, что должен попросить ее называть его теперь Лесли или Лес. Но проклятье, он любил быть Дейвом Джоунсом. Это Джоунс впервые встретил ее. Это в Джоунса она влюбилась.
Она поцеловала его снова и, да, она определенно хотела быть ближе – она расстегнула его штаны, задрала свою юбку, придвинулась и…
Молли вскрикнула, и Джоунс знал, что он тоже, и только внезапное понимание, что они слишком громко себя ведут, помешало ему кончить прямо там и прямо сейчас, с первым сладким толчком внутрь нее.
О Боже, о Боже… Спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе…
Вот только это случилось совсем не так, как он себе представлял.
В его фантазии, в совершенной версии их воссоединения, когда он наконец возвращался, Молли всегда приветственно целовала его так сладко и нежно. Она была такой мягкой и теплой, а ее красивые глаза всегда были полны слез. Одна скатывалась вниз, и он убирал ее большим пальцем, и обхватывал лицо Молли ладонями, и шептал, что мечтал об этом дне.
Вместо этого он жадно целовал ее, пытаясь поглотить звуки, которые она издавала, прижимаясь к нему, балансируя на одной ноге, на цыпочках, пока он ее трахал.
Или, скорее, энергично занимался с ней любовью.
Молли чрезвычайно не любила Т-слово.
Несмотря на то, что она определенно любила заниматься кое-чем на букву Т. Он никогда не учитывал этого в своей маленькой фантазии, но ему следовало бы. Очевидно, не у него одного долгое время была бессексовая диета.
Она тоже ждала его – вот только она держалась на чистой вере. Она не знала, что он планирует найти ее. Она понятия не имела, что он провел каждый день с их последней встречи, работая на этот особый момент.
Эмоции разрывали его, и он знал, что соль, которую ощущал, целуя ее, была не только от ее слез.
И, благодаря Бога, он добавил в список «Вещей, за Которые он Благодарен» темноту в палатке. Есть предел тому, что может вынести человек.
Он почувствовал ее оргазм – еще раз спасибо, Боже – потому что у него оставалось, может, всего три секунды до своего – Иисусе! – а он не надел презерватив. Он быстро вышел из нее, и она немедленно поняла почему.
– У меня есть один, – сказала она, возясь в кармане.