Переломы
Шрифт:
Она вытирает губы салфеткой и заключает:
— Вот, теперь вы знаете все.
— Но… Почему? Почему он решился покончить с собой, если все вроде бы налаживалось?
Она нетерпеливо встает:
— А вы сами-то знаете? Можете понять, что заставляет отца семейства вдруг взять ружье и застрелить двух своих сыновей? Мой покойный муж пережил самое страшное, и у него что-то разладилось в голове. А теперь, пожалуйста… Мне скоро идти на гимнастику.
Люк допивает кофе и идет к двери.
Лоранс, не двигаясь, смотрит на него, потом
— Подождите секундочку.
Она открывает чулан, берет обувную коробку и вынимает из нее маленький красный шарик из бумаги, обмотанный скотчем. Красный от крови.
— Это нашли на рельсах рядом с телом моего мужа. Я подумала, может быть, вы сумеете понять, что это значит.
Люк потрясен. Она все время хранила этот паршивый шарик.
— Нет-нет. Простите…
Люк едет обратно в состоянии шока. Он понял… Он понял причину эйфории Поля Бланшара, понял, почему он покончил с собой через несколько месяцев после исчезновения Бюрло.
С этим как-то связан человек в капюшоне.
Он считал, что оставил свое прошлое далеко позади, похоронил его, а оно его догнало.
У него больше нет выбора. Он должен уничтожить жандарма Бюрло, пока у него не развязался язык. Пока в дело не вмешалась полиция.
Он все сделает завтра, в субботу, рано утром. Когда в клинике практически никого не будет.
31
Александр Бюрло поворачивается, за его спиной по желобу течет моча. Он бросается к стене и наклоняется к отверстию.
Он шепчет:
— Послушайте! Я знаю, что вы боитесь говорить, но вы сделайте вид, что мочитесь, и расскажите мне! Он… Он занят, он… он не скоро вернется. Говорите! Как вас зовут?
— Дюмец… Меня зовут Жюстина Дюмец.
— Где вы жили?
— В Па-де-Кале. Вимрё…
— Я живу в Нанте. Что он собирается сделать с нами?
— Мне нравилась паста… если сварить аль денте, к стене прилипает… Вы пробовали?
Голос женщины становится все тише, связки вибрируют, словно струны разбитого инструмента. В ее камере горят мощные лампы.
— Чего от нас ждут?
— Чтобы… Чтобы вы подписали это письмо.
— Никогда в жизни! Кто может подписать такое?
— Никто… Никто этого не может подписать..
Шум… Женщина похлопывает себя по ляжкам.
— Вы… Вы же недавно видели солнце, правда? Солнце, на воле… Там… Там еще тепло? Скажите мне… Жара… Я очень хорошо помню. Расскажите мне про жару. И про море… Расскажите мне про…
Она замолкает, заходится в рыданиях. Александр почти утыкается носом в мерзкий желоб, он пытается что-то разглядеть сквозь щель. Ему удается увидеть женщину в черном комбинезоне, ее голова тоже обрита. Сколько же времени ее тут держат?
— Мадам, мадам, послушайте. А вы тоже, вы…
Она перебивает.
— Они будут контролировать… ваш мозг…
— Что? Кто это — они?
— Они запустят в вашу камеру крыс… Змей… Или собаку. Всех, кого вы боитесь. И еще мешки с загадками… Они знают все тайны разума, они могут сделать так, что вы потеряете память. И все это, чтобы вы подписали… Это… Нет… я… я больше не хочу… Паруса на корабле, месье… Паруса, они шумят? Расскажите мне, как шумят белые паруса на ветру.
Александр понимает, что она ускользает от него. Она забилась в угол и тихонько раскачивается из стороны в сторону.
— Мадам, мадам, послушайте. Сколько их?
— Вы крепко держитесь за поручень, а? Вы крепко держитесь, месье? Сильные волны, синие, соленые. Дуйте в парус, корабль летит вперед.
Александр обхватывает голову руками. Жюстина Дюмец продолжает свой монолог:
— В каком-то смысле то, что с нами случилось… это возврат к истинному положению вещей.
Пленница внезапно напрягается и паучьими движениями подбирается к решетке. Александр теряет ее из виду.
— Вернитесь! Вернитесь, черт возьми!
Звон цепей, ключ поворачивается в замке. Александр прижимается к стене и приставляет руку козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от света. Он подбирает смятое письмо, протягивает руку через решетку и кидает письмо куда-то влево.
— Вот что я сделал с вашим поганым письмом!
Тень вдали не реагирует. Дверь захлопывается. Другая дверь открывается.
Александр цепляется за решетку. Он понял. Он имеет дело с судьей. С искупителем. С больным, считающим себя выше законов. Наконец палач подходит. Александр почти ничего не видит. Скомканная бумага летит обратно в камеру.
— Думаешь, ты первый, кто упрямится?
Александр не двигается, он не сдвинется с места. Никогда.