Переломы
Шрифт:
Охваченный внезапной надеждой, Александр вновь пытается порвать свои путы. Запястья горят. Не прекращая борьбы с собственным организмом, он пытается кричать через тряпку, призывает двух других попытаться освободиться. Но они не сдвигаются ни на миллиметр. Они даже опускают головы.
Слишком поздно. Человек в капюшоне встает.
— Вы даже не представляете, что я могу сделать с вашим жалким маленьким мозгом, даже не прикасаясь к вам.
Он
Он подносит мешок к голой ноге женщины.
Когда ступня Дюмец исчезает под холстиной, женщина отчаянно таращит глаза. Она рыдает, она молит о чем-то через кляп. Потом поспешно кивает головой. Кивает, кивает…
Никто больше не шевелится. Палач отодвигает мешок, вынимает кляп у нее изо рта.
— Что ты сказала, Е.?
Александр, не в силах пошевелиться, прижимается лбом к ледяному полу. И, словно в плохом фильме ужасов, все слышат:
— Подпишу… Я подпишу…
39
Жюли Рокваль отключает мобильный телефон и со злостью швыряет его на пассажирское сиденье. Лучше не придумаешь — больной кататонией сбежал из клиники Фрейра! По словам Жерома Каплана, он выпрыгнул из окна, пробежал несколько сотен метров, угнал машину и исчез. Настоящий Гудини. Жюли вспоминает существо, похожее на мраморную статую, куда более безобидное, чем статуя Будды. Как это он вдруг сумел удрать из учреждения, которое должно было бы уберечь его от такого рода неожиданностей?
Жюли все больше и больше убеждается в том, что ее впечатления правильны: с Люком Грэхемом что-то неладно. Ведь кто находился в палате, когда все случилось? Кто сделал все возможное, чтобы отложить тест с ривотрилом? Кто приехал рано утром, надеясь оказаться один на один с больным? Кто раз за разом уговаривал ее уйти из палаты, вернуться домой? Таинственный Люк Грэхем.
По словам Каплана, в клинике до сих пор царит паника. Ну что же, неудивительно… Человек, откусивший другому кусок уха, чтобы завладеть его машиной, может здорово навредить имиджу психиатрической больницы. Не говоря уж о вероятности новых кровавых происшествий. На улицы Лилля словно выпустили дикого зверя.
Когда Жюли возвращалась к себе в Бетюн, она чувствовала, что умирает от усталости, но теперь ее охватывает лютая злость. Как нечто подобное могло случиться в наши дни, со всеми этими приемными отделениями и правилами безопасности? Жюли сворачивает с национального шоссе на перпендикулярную дорогу и останавливается на обочине. Со вздохом прижимается затылком к подголовнику.
Ее размышления прерывает звонок телефона. Она принимает вызов. Мартен Плюмуа.
Лаборант перезванивает ей по поводу пациентов с бомбейской кровью. Список очень короткий, по словам Плюмуа, во Франции насчитывается менее двухсот подобных случаев, из них всего два — в департаментах Нор и Па-де-Кале. Два адреса, два имени, которые он диктует по буквам.
Один из двух обладателей редкой крови — мужчина. Трудно представить себе, что у него могут быть менструации.
Вторая — женщина.
Женщина, и последнее известное место ее проживания — ферма неподалеку от Арраса.
Некая Алиса Дехане.
40
Люк Грэхем выезжает на северо-западную окружную дорогу. Он не смотрит на Алису, не произносит ни слова. Он зажат, словно связан по рукам и ногам. Обогнав на полной скорости какую-то машину, он наконец задает вопрос:
— Как вы себя чувствуете?
— А как вы думаете?
Молчание…
— Вы не отвечали на мои звонки. Вы мне не перезвонили.
— Последние дни я был очень занят. Я больше не могу вами заниматься.
Алиса зажимает ладони между коленями. Врач никогда еще не был так сух с ней. Что с ним случилось? Куда подевался знакомый ей по консультациям точный, старательный профессионал? Она продолжает тихим голосом:
— Доротея…
Она замечает, что он отреагировал на это имя. Люк откашливается:
— Ваша покойная сестра?
— Покойная, да-да, хорошо, что вы уточнили. И когда вы видели ее в последний раз, доктор?
Люк Грэхем бросает взгляд в зеркало заднего вида. Фред сидит в центре заднего сиденья, подавшись вперед.
— Я не очень вас понял.
Алиса вынимает фотографию Доротеи и кладет ее на спидометр.
— Вчера я была у доктора Данби…
Люк стискивает руль. Он узнает снимок, его украли из его кабинета вместе с дисками.
— Где вы взяли эту фотографию?
— Где надо.
Люк перестраивается влево, идет на обгон, потом перестраивается вправо. Спидометр показывает сто сорок километров в час. Психиатр вспотел, ему кажется, что тело под халатом вот-вот расплавится. Он не ездил с такой скоростью с тех пор, как разбилась его семья.
— Послушайте, Алиса, я не могу вам объяснить, ваш… ваш случай слишком сложен, слишком… труден. Я… не знаю, как вас вылечить. Вас нельзя вылечить… Это невозможно.
— То есть как? Мы уже год работаем, доктор! Вы же обещали!
Он холодно смотрит на нее:
— В психиатрии не существует обещаний. Считайте, что я солгал.
— Вы… Вы…
— Замолчите. Я в самом деле плохо себя чувствую, мы можем попасть в аварию. Чтобы вести машину, мне надо успокоиться, я прошу слишком многого?
Эта отповедь, этот отказ от борьбы бьет Алису наотмашь. Она сжимает зубы. Она не отступит. На сей раз — не отступит.
— Просто подтвердите, что моя сестра жива, что вы ее видели. Я хочу услышать это от вас.