Перемена погоды
Шрифт:
Просвириной Маше
Роль или ошибка?
Изнанка прокисла от грусти и водки.
Чумазо, подземно и хрипло дышу.
Вверху же сияют мои одногодки.
А я же морщинюсь, тоскливо пишу.
А может, они – есть рисунок Д.Грея?
Снаружи красивы, свежи, а внутри…
как сгустки из перца, шурупов и клея,
а
Иные (холёные франты, принцессы)
богаты и знатны, с весёлостью ртов.
А я же служу поэтичную мессу,
не зная цариц, королей и шутов.
Нутро моё полнится чуждым и сизым,
вбирая, как губка и фильтр, пакет.
Наверное, роль – отродясь быть нечистым,
в себе осаждать все пылинки, несвет,
а в мир выдавать лишь алмаз в обработке,
в себе оставляя опилки и шлак.
Шахтёрю с фонариком, с хилой бородкой.
Быть может, так правильно, или дурак…
Птицы мира и свободы
А птицы свободы и мира, и Ноя
клюют на помойке остатки еды
средь мух и бездомных, смердящего зноя,
средь самой поганой и липкой среды.
Одни тут в дурмане от плесени, жижи,
бродящей фруктозы, арбузов, грибов,
средь мятых контейнеров, мусорной ниши,
средь кошек голодных и бирочных псов.
Шагают с культями, без когтя иль пальца,
порою без лап и с подбитым крылом,
другие грудятся пред самками в танцах,
а трое облиты зелёнкой, вином.
Унылое зрелище птичьих несчастий.
А это ведь души всех бывших людей!
Они тут за грех иль иные участья?
Как крысы и мыши, как части теней…
Уста любимой женщины
Малиновый цвет мандариновых губ
медово-молочного, нужного вкуса
наводит мой дух на живую строку
к поэме, в какой упоённые чувства.
Красивые дольки, с рисунками в них,
приятны на ощупь, на вид и на запах,
достойны не только стиха, а двух книг.
Таких нет у лучших воронежских самок!
Питательный, пухленький образ и стать.
Волшебный изгиб и вся формочка дива.
Фактурная выпуклость, мягкая гладь.
Пьянят, как стаканчики аперитива.
Чудесная мякоть и лакомый шарм.
Отборнейший сорт, розоватая ясность.
Одна совокупность питающих чар.
Люблю собирать их нектар и прекрасность!
Просвириной Маше
Добивания упавших
Полк обезглавлен. Мой дух обездолен.
Мощь обесточена. Смят общий щит.
Мышечный стан навсегда обескровлен.
Рой из свинца надо мною кружит.
Кто-то палит, кто-то лезет в окопы,
кто убегает, всё-всё побросав,
кто-то стал вдруг инвалидом, циклопом,
кто-то пьёт кровь, что течёт по усам…
Жуткое зрелище. Рубище. Бойня.
Жаром гудит вражий край стервецов.
Падают лучшие, гордые воины.
Гаснут лучинки безусых бойцов.
Я же почти ничего уж не чую.
Мне не узнать, чем свершится война.
Вдруг ощущаю горячую пулю -
враг обратил этот выстрел в меня…
Дурак-император
В салоне хмельных, беспринципных девиц,
где смех и бутылки, и аплодисменты,
играются флирты и пьяненький блиц
за свёртком сигары и рюмкой абсента.
Играет бездонная музыка в такт,
в мотив атмосферы бесед, расслабленья,
где курится дым папирос или мак,
где лесть и объятья, и губосплетенья.
Широкий разгул, но с оплатой вперёд.
Дозволенность с первой купюры и дальше.
К девчонкам легко подбирается код.
С любыми возможно и глубже, и чаще.
Вальяжно и пьяно средь комнат и ниш.
Средь разных гетер я почти император!
Но всё же скучаю средь дивных винищ,
улыбок, столов и диванных квадратов.