Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Сегодня Коля, Юля и Соня поехали в Москву по делам, а в субботу я предполагаю переехать совсем в город, для того чтобы собираться за границу. А бедного моего Сашонка я хочу совсем взять из Петербурга и из Училища, потому что его ревматизм пугает меня, а он не пройдет до тех пор, пока он будет на зиму возвращаться в Петербург. Ему этого очень не хочется, но я хочу твердо стоять на своем и во всяком случае уже эту зиму никак не отпущу его в Петербург, а возьму с собою за границу; я уже телеграфировала ему, чтобы приехал. Прошу Вас, дорогой мой, адресовать мне теперь всё в Москву, на Мясницкую, в собственный дом.
У нас погода великолепная, но ночи и утра холодные.
Еще и еще благодарю Вас, мой бесценный, за сведения о д-ре Мецгере и М-mе Кондратьевой. К доктору Мецгеру я хочу сейчас послать моего Сашу, так что он, вероятно, раньше меня уедет за границу. Я очень рассчитываю, что ему против его ревматизма поможет massage. Свое лечение я также продолжаю, и хотя в весьма незначительной степени, но чувствую облегчение; а всё-таки писать больше не могу, и потому -
Надежду ф.-Мекк.
Р. S. Не откажите, мой добрый, хороший друг, исполнить мои просьбы, относящиеся к Коле.
69. Чайковский - Мекк
Каменка,
22 августа 1882 г.
1882 г. августа 22 - 25. Каменка.
Дорогой, несравненный друг!
Ах, как мне хорошо, свободно здесь вздохнулось! Как я был рад увидеть свою милую комнатку, к которой так привык! Какое счастье опять начать жить так, как тебе хочется, а не так, как хотят и велят другие! Какое наслаждение иметь возможность без помехи работать, читать, играть, гулять, быть самим собою, а не играть в течение дня тысячу раз то ту, то другую роль. Какая ложь и бессмыслица жизнь в обществе! Говори, когда хочется молчать, будь любезен и притворяйся тронутым любезностью других, когда так и хочется убежать от них подальше; сиди, когда хочешь ходить, ходи, когда тебя тянет отдохнуть, голодай, когда хочешь есть, ешь и пей, когда нужно спать, - словом, от первой минуты пробуждения до самого последнего момента отхода ко сну насилуй себя всячески во имя обязательств по отношению к обществу! Да и сон является не как отдых, а как неизбежное исполнение обычая, причем он иногда и вовсе отказывается явиться, и эту каторгу большинство людей любит и вне ее жить не хочет!
Из семейства сестры здесь пока только Анна, Тася и Юрий. Все остальные разъехались: кто в Севастополе, кто в Москве и Петербурге. С некоторым беспокойством ожидаем известий от племянницы Веры, которая на днях должна родить. Бедный мой племянник Митька срезался на переэкзаменовке из латыни и страшно огорчен, почти до отчаяния. Он всю зиму и всё лето проболел перемежающейся лихорадкой, и неудивительно, что не мог хорошенько приготовиться. Я хочу теперь всеми мерами советовать отцу и матери, чтобы обоих мальчиков отдали куда-нибудь в закрытое заведение и лучше всего, если бы в Училище правоведения, где теперь в лице Коли, Саши, а также Макса и Миши, у них есть покровители. Жизнь в Киеве, где ради увеселения вечно скучающей Тани у них в доме царит самая горячечная светская суета, совсем нездорова для таких мальчиков, которым всего более нужна правильная, строго дисциплинированная жизнь. Пусть уж лучше живут в суровом петербургском климате, лишь бы только вовремя вставали, вовремя спать ложились и вообще вели бы жизнь ровную и правильную.
Сегодня получили мы письмо от сестры, в коем есть известия и о Ваших милых мальчиках. Сестра с умилением говорит о заботах, о нежном уходе, о тысяче услуг, которые Коля оказывал ей во время пути. Саша из Евпатории переехал в Севастополь и там будет купаться; его присутствие доставляет сестре и всем ее сожителям величайшую отраду. Мы здесь с Анной беспрестанно говорим о сыновьях Ваших. Какая милая, хорошая девушка эта Анна, и как я желаю, чтобы наши мечты осуществились! По наслаждению, которое она испытывает, говоря со мной про Колю и про всевозможные подробности, касающиеся Вас и всего Вашего семейства, по блеску глаз ее и веселой, счастливой улыбке, которой озаряется ее милое, умное лицо, когда я вспоминаю про Колю или говорю про мою симпатию к нему, для меня ясно, что она серьезно его любит и что желания ее совершенно сходятся с нашими, хотя, видимо, она избегает прямо и определенно упоминать о том, что может случиться через два года. Быть может, ее немножко страшат эти долгие два года! В возрасте, в котором она находится, два года кажутся вечностью! Мне хорошо с нею живется. Анна - одна из тех девушек, которые ни одной секунды дня не проводят без дела. Если ей поручат что-нибудь по хозяйству или уход за больным, она отдается этой заботе, но рядом с ней всегда или работа или книга, - и как только возможно, она принимается за то или за другое. Читает она с толком, избегает легкого чтения, предпочитает исторические и даже философские книги, причем делает выписки, чтобы удержать в памяти прочитанное. Подобно мне, она очень любит ходить пешком и тоже одна. По временам занимается и музыкой и играет очень порядочно, хотя мало к ней способна: игра ее немного груба и деревянна. Никогда она не скучает; обладает чудесным здоровьем, отличным аппетитом и спит умеренно. Как приятно, весело и отрадно смотреть на нее, особенно, когда рядом с ней вечно скучающая, вечно занятая лишь своим туалетом, вечно томящаяся и, так сказать, киснущая старшая сестра ее Таня! А между тем, Таня по природным данным более даровитая и многосторонняя натура. В ней есть в зародыше всё, чтобы быть счастливейшей девушкой, способной лишь радовать всех близких своих, а между тем, она источник всех горестей и всех невзгод, случающихся в этом доме.
На днях буду писать Владиславу Альбертовичу насчет “Молитвы Маргариты”; я уже несколько раз проиграл и пропел ее. Есть значительные достоинства, но и недостатки. Обо всём этом побеседую с ним подробно.
Я начал успешно свои занятия и думаю, что недели через четыре опера вчерне будет совсем готова. Будьте здоровы, дорогая моя!
Я написал M-me Кондратьевой насчет Мецгеpа и, получивши
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
70. Мекк - Чайковскому
Плещеево,
28 августа 1882 г.
Мой дорогой, несравненный друг! Как я радуюсь при мысли, что Вы теперь находитесь в милой Каменке и можете отдохнуть от московской суеты и утомления. Каменка сделалась для меня еще милее с тех пор, как мои дети нашли в ней такой добрый, ласковый привет, что она сделалась для них близкою, как бы второю родною семьею.
Пусть благословение божие почиет всегда над этим патриархальным уголком.
Напишите мне, дорогой мой, что у Вас поделывается. Вернулись ли Лев Васильевич и Татьяна Львовна? Что поделывает Анна? Вспоминает ли Колю? А он только и думает, что об ней: в день по нескольку раз смотрит ее фотографию, и любимый разговор его есть об ней. Дорогой мой Петр Ильич, не откажите мне в огромном удовольствии, пришлите мне фотографии Татьяны и Анны Львовны в маскарадных костюмах. Если у Вас их нет, милый друг мой, то выхлопочите для меня у Александры Ильиничны разрешение (на бумажке) получить у Мезера в Киеве эти фотографии; они прелестны, и мне очень бы хотелось [их] иметь. Разрешилась ли Вера Львовна и благополучно ли? Кого бог дал? Пожалуйста, дорогой мой, пишите мне как можно больше о семействе А[лександры] И[льиничны]. Как она решила насчет мальчиков - отдаст ли их в Петербург? Я была [бы] очень рада, если бы она решила их поселить вместе с моими. Мои мальчики, наконец, все собрались, но теперь не надолго: во вторник уедут в Петербург. Но Сашу я не отпущу больше туда и, вероятно, совсем возьму его из Училища, так как у него оказались уже неправильности в сердце вследствие ревматизма, а его ревматизм ничем не излечится до тех пор, пока он будет зиму проводить в Петербурге: этот климат для него невозможен. Я очень желала бы, чтобы было возможно провести зиму в Вене, но боюсь, что будет недостаточно тепло для меня, а в Италию мне ужасно не хочется ехать, - так далеко от детей.
Вчера же приехал мой любимец Achille Debussy, и я ему очень рада. Теперь я буду много слушать музыки, и он, кроме того, оживляет весь дом. Это парижанин с головы до ног, типичный парижский gamin [уличный мальчишка], очень остроумен, отличный подражатель, презабавно и совершенно характерно представляет Gounod, Ambroise Thomas и проч., всегда в духе, всегда и всем доволен и смешит всю публику невообразимо; премилый характер.
На днях у меня была старшая моя дочь Лиза, которая за Иолшиным, с двумя премиленькими детьми, мальчиком и девочкой, и в особенности девочка - это совершенная куколка. Они живут в Петербурге и приехали в Москву на выставку. Вообразите, милый друг мой, что я до сих пор не была на выставке ; мне так некуда не хочется из моего Плещеева, что вот я и не могла выбраться на выставку. Теперь мы, вероятно, только через неделю переедем в Москву, потому что в доме не всё готово, но адресовать всё-таки прошу Вас в Москву. До свидания, мой милый, бесценный друг. Будьте здоровы и веселы и не забывайте всем сердцем и горячо Вас. любящую
Н. ф.-Мекк.
Р. S. Коля, Сашок, Юля, Соня и Милочка шлют Вам их задушевное уважение. Коля и Саша говорят о Вас с каким-то благоговением. У них лица принимают особенное выражение, когда они говорят или слушают о Вас.
71. Чайковский - Мекк
Каменка,
28 августа 1882 г.
Милый, дорогой друг мой!
Получивши Ваше письмо, как всегда, до крайности меня обрадовавшее, я сказал Анне, что Коля желал бы войти с ней в переписку. В качестве еще очень молоденькой девушки, она не смеет решиться на это без позволения матери, к которой она об этом написала. Когда получится ответ сестры, я тотчас Вас о нем уведомлю. Я совершенно с Вами согласен, дорогая моя, в том, что корреспонденция эта, лишь бы только она не была настолько деятельна, чтобы отнимать у Коли время от его занятий, не заключает в себе ничего, кроме самого естественного собеседования двух хорошо знакомых между собой людей. Надеюсь, что и сестра взглянет на вопрос этот так же просто и прямо, как мы с Вами. Что касается чувств Анны к Коле, то, я уже писал Вам, милый друг, о том, что в горячности и прочности их я не сомневаюсь ни на минуту. Анна не из тех девушек, которые ничем другим, кроме сердечных дел, не занимаются, и, невидимому, конфиденций избегает; к тому же, она очень сдержанна и не позволяет, чтобы беспрепятственно проникали в тайники ее сердца. Поэтому хотя ни единого раза я не позволил себе адресовать ей вопрос: любит ли она Колю?
– совсем прямо, хотя мне даже как-то неловко толковать с ней о наших планах, ввиду ее крайней молодости и двухгодичного срока, до которого сначала нужно дожить, чтобы иметь право беседовать об этом предмете, тем не менее, я знаю, что она горячо симпатизирует Коле и очень будет счастлива, если то, со чем мы теперь мечтаем, осуществится. Скажите, дорогая моя, Вашему чудному, милому, симпатичнейшему Коле, чтобы он был спокоен, не сомневался бы в сочувствии к нему Анны и продолжал бы верить в нее.
Как я рассеян! Вчера написал большое письмо Влад[иславу] Альберт[овичу] и адресовал его в Плещееве, тогда как Вы уже переехали в Москву! Надеюсь, что его вскорости перешлют в Москву. Пожалуйста, милый друг, скажите Влад[иславу] Альберт[овичу], чтобы он не огорчался на мою критику. Каждый начинающий автор должен пережить много горьких минут, вроде той, которую он испытает, прочтя мое письмо. Шуман восемь раз переделывал свою Первую симфонию по указанию Мендельсона, придирчиво критиковавшего ее.