Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Я предполагаю выехать 2 октября в воскресенье, поэтому прошу Вас, дорогой мой, так и соображать Вашу корреспонденцию. После Москвы прошу Вас адресовать в Вену, poste restante.
Как я буду рада, если Татьяна Львовна выйдет замуж за Monsieur Ferre. До свидания, мой несравненный, чудный друг. Будьте здоровы и не забывайте всем сердцем любящую Вас
Н. ф.-Мекк.
Чуть было не забыла спросить Вас, дорогой мой, насчет бюджетных расчетов. Я не совсем твердо помню, в каком они положении, но мне кажется, что по октябрьскому сроку я не выслала Вам рублей двести. Так ли это, - и если так, то угодно ли Вам, чтобы я прислала эту сумму сейчас, для аккуратности, или прислать ее при февральском сроке, или, лучше всего, не могу ли я теперь послать Вам хотя часть февральской суммы плюс недосланные по октябрьскому сроку? Прошу Вас, дорогой мой, сказать мне без всякой церемонии, что для Вас удобнее; для меня же ничто не будет неудобным. А кажется,
Прошу Вас, дорогой мой, сказать моей милой дочке Анне, что я горячо обнимаю и прижимаю к сердцу. Теперь она и фактически становится всё ближе нам.
159. Чайковский - Мекк
Вербовка,
27 сентября [1883 г.]
Милый, дорогой друг!
Получил письмо Ваше незадолго до отъезда Коли. Не буду иметь времени писать Вам сегодня подробно и адресую следующее письмо в Вену. Относительно бюджетной суммы попрошу Вас, если это не представляет никакого затруднения, разделить ее на две части, как Вы пишете, и прислать половину февральской суммы теперь и половину 1 февраля.
От всей души благодарю за предложение позаботиться о выкупе перстня, но я не буду напрасно Вас беспокоить, потому что я поручил всё это дело Юргенсону, у которого хранится бумага, выданная мне на другой день после пропажи и удостоверяющая мои права на перстень. 25 октября Юргенсон его выкупит, и ему же я поручил продать его.
Будьте здоровы, дорогая моя, и дай Вам бог счастливого путешествия. Как я буду рад, когда,узнаю, что Вы уже у себя в Канне. Беспредельно преданный и любящий
П. Чайковский.
160. Чайковский - Мекк
Вербовка,
28 сентября
1883 г. сентября 28 - 30. Вербовка.
Милый, дорогой друг!
Большую пустоту оставил здесь по себе Коля. Анна имеет сегодня весьма грустный вид, и весь дом как-то приуныл после веселых дней, которые Коля украсил своим присутствием. Да и нашу взбалмошную, оригинальную, но, в сущности, всё-таки добрую Тасю жаль. Если помните, милый друг, я писал Вам в прошлом году, что считаю для Таси не только нужным, но и необходимым быть несколько времени вне дома. Но ту жалость, которую она в Вас возбуждала, и я тоже испытываю. Натура ее такова, что ей трудно сродниться с институтской обстановкой, и я заранее знаю, что она опять будет жестоко тосковать в первое время.
Скажу, Вам откровенно, дорогая моя, что хотя я не только люблю слушать некоторые оперы, но и сам их пишу, однако ж Ваш взгляд на несостоятельность театральной музыки, по-видимому, несколько парадоксальный, мне нравится. Точно так же, как Вы, смотрит на оперу Лев Толстой, который очень советовал мне бросить погоню за театральными успехами, а в “Войне и мире” он заставляет свою героиню недоумевать и страдать от фальшивой условности оперного действия. Человек, подобно Вам, живущий вне общества и вследствие того отрешившийся от всякой условности, или, подобно Толстому, проведший долгие годы безвыездно в деревне, занимаясь исключительно делами семейными, литературой и школьным делом, должен живее другого чувствовать всю фальшивость и лживость оперной формы. Да и я, когда пишу оперу, чувствую себя стесненным и несвободным, и мне кажется, что, в самом деле, не напишу, более никогда оперы. Тем не менее, нужно признать, что многие первостепенные музыкальные красоты принадлежат драматическому роду музыки, и авторы их были вдохновлены именно драматическими мотивами. Если бы не было вовсе оперы, то не было бы “Дон-Жуана”, “Свадьбы Фигаро”, “Руслана” и т. д. Конечно, с точки зрения простого здравого смысла бессмысленно и глупо заставлять людей, действующих на сцене, которая должна отражать действительность, не говорить, а петь. Но к этому абсурду люди привыкли и, слушая секстет [из] “Дон-Жуана”, я уж не думаю о том, что происходит нечто, нарушающее требование художественной правды, а просто наслаждаюсь красотами музыки и удивляюсь поразительному искусству, с которым Моцарт сумел каждой из шести партий секстета дать особый характер, оттенить резкими красками каждое действующее лицо так, что, забыв отсутствие правды в самой сущности дела, я поражен глубиной условной правды, и восхищение заставляет умолкнуть мой рассудок.
Вы говорите, милый друг, что в “Евгении Онегине” мои музыкальные узоры лучше канвы, по которой они вышиты. Я же скажу Вам, что если моя музыка к “Евгению Онегину” имеет достоинства теплоты и поэтичности, то это потому, что мое чувство было согрето прелестью сюжета. Вообще мне кажется, что, признавая за текстом Пушкина только красоту стиха, Вы несправедливы. Татьяна - не только провинциальная барышня, влюбившаяся в столичного франта. Она - полная чистой женственной красоты девическая душа, еще не тронутая прикосновением к действительной жизни; это мечтательная
30 сентября.
Я остался в Вербовке на несколько дней один. Все наши переехали сегодня в Каменку, но так как мое помещение переделывалось, и до сих пор не готово, то пришлось остаться на несколько [дней]. Впрочем, мне очень хорошо в моем одиночестве, которое от времени до времени я не только люблю, но нуждаюсь в нем.
Я, конечно, не ожидаю от Вас, дорогая моя, писем с дороги и даже прошу Вас не утруждать себя ими до тех пор, пока совсем не устроитесь на зиму, но мне хотелось бы знать подробно, что Вы предпримете после Вены и куда мне писать Вам. Я буду благодарен Влад[иславу] Альберт[овичу], если он меня о том уведомит. Беспредельно преданный и любящий Вас
П. Чайковский.
161. Мекк - Чайковскому
Москва,
1 октября 1883 г.
Милый, дорогой друг мой1 Прежде всего позвольте поговорить о деле. Из Вашего письма я увидела, что Вы продаете Ваш перстень, то позвольте мне его приобрести, милый друг мой, и если Вы согласны, то не откажите сделать распоряжение Юргенсону, чтобы по выкупе его он доставил перстень к моему брату Александру в Кисельный переулок, в его собственный дом, а брат мой выдаст ему расписку, что он получил эту вещь для передачи мне. Так как я не знаю, за какую цену Вы назначили его к продаже, то посылаю в прилагаемом переводе в счет уплаты за него восемьсот рублей и прошу Вас, дорогой мой, сообщить мне в Вену, сколько я должна еще дослать Вам за эту вещь. Остальная сумма по переводу составляется из недосланных по октябрьскому сроку двухсот рублей и в счет февральского срока тысяча рублей.
Насчет ускорения свадьбы наших милых детей я совершенно согласна, милый друг мой, что нет причины откладывать ее так надолго, и я только протестовала бы, если бы они хотели устроить ее в мае. Этого месяца я суеверно боюсь для бракосочетания, и так как для меня примерами подтверждалось дурное свойство этого месяца, то на пего я ни за что бы не согласилась, а против апреля я ничего не имею, но к гостям Коли на его свадьбе я попрошу позволения у Александры Ильиничны прибавить мою Соню, которая жаждет быть на Колиной свадьбе, и мне было бы жаль лишить ее этого удовольствия, а я могу ее отпустить с моею Сашею; а за границу за нею, вероятно, приедет брат мой Александр, и тогда вместе с Сашонком они могут отправиться в Россию. Коля вчера уехал в Петербург. Мне было очень, очень грустно расставаться с ним, я так долго теперь его не увижу, но уже это такая участь матерей - всё расставаться с детьми. Слава богу, что у меня теперь хоть два сына при мне.
Мои дети были опять в “Евгении Онегине”, потому что Юля не могла быть в первый раз, а Милочка очень упрашивала свозить ее второй раз. Вы не можете себе представить, милый друг мой, какой великолепный слух у этой девочки. Она приезжает из театра и на другой день по слуху подбирает на рояле мотивы, которые ей понравились, и совершенно верно; теперь она всё играет арию Ленского. Успех “Евгения Онегина” громадный, билеты надо заказывать за несколько дней; театр был переполнен оба раза. Как это меня восхищает! Наконец-то наша публика начинает ценить и свое. Влад[ислав] Альб[ертович] был оба раза в “Евгении Онегине” и в восторге от инструментовки. Он кончил свои уроки с Губертом. Ах, a propos de [по поводу] Губерт я давно собираюсь спросить Вас и всё забываю: правда ли, что его жена перед своим замужеством за него выиграла на государственный билет семьдесят пять тысяч рублей? Я тогда слышала это от многих, но не всегда правду повторяют, Вы же, вероятно, это знаете достоверно, друг мой, а мне интересно это знать.