Переполох в Бате
Шрифт:
— И ходить далеко не надо! — многозначительно добавила она. — Эта гадкая женщина заставила ее принять предложение Ротерхэма, а бедняжка его боится!
— Как ты можешь так говорить? — нетерпеливо отозвалась Серена. — Ротерхэм не чудовище же какое-то!
Но мягкая Фанни на этот раз была непреклонна:
— Нет, чудовище, — утверждала она. — Не побоюсь признаться тебе, милочка, что и меня он пугает, а мне уже не семнадцать.
— Я знаю, что ты чувствуешь себя с ним скованно, но это такая чепуха, Фанни! Скажи на милость, какие у тебя основания бояться его?
— Ах, да никаких! Но просто… Тебе не понять, Серена, потому что ты совсем не робкая, и, наверное, никогда в жизни ничего
— Ну уж, конечно, не Ротерхэма! А вот тебе, моя дорогая, следовало бы подумать, что если в его манерах тебя что-то и тревожит, так это ерунда, он же в тебя не влюблен.
Фанни вздрогнула.
— Ах, это было бы ужасно! — воскликнула она.
— Глупости! Возможно, этот брак устроила миссис Лэйлхэм, но что Эмили влюблена в Иво — я очень сильно сомневаюсь. И в конце концов такие браки — дело вполне обыкновенное и часто оказываются удивительно удачными. Если Иво ее любит, то очень скоро научит отвечать ему взаимностью.
— Серена, я не могу поверить в его любовь. Эта девушка не подходит ему.
Серена пожала плечами, жестко проговорив:
— Боже правый, Фанни, сколько раз мы видели, как умный мужчина женится на хорошенькой простушке, и удивлялись, что заставило его остановить на ней свой выбор. Эмили не будет спорить с Ротерхэмом, она будет послушной, будет считать его непогрешимым — а все это ему весьма понравится!
— Ему! Очень может быть, но как насчет нее? Если он сейчас ее пугает, то что будет, когда они поженятся?
— Позволь посоветовать тебе, Фанни, не приходить в такое волнение из-за того, что остается всего лишь домыслами. У тебя же нет полной уверенности, что Эмили его боится. Если она немного нервна, то, будь уверена, что он за ней ухаживал. Он — человек с сильными страстями, а Эмили такое невинное дитя, что я не удивлюсь, если она перепугалась. Уверяю тебя, девушка скоро отбросит это пуританство! — Серена увидела, как Фанни качает головой и поджимает губы, и резко добавила: — Так не пойдет! Если бы твои странные предположения были справедливы, Эмили не нужно было бы принимать его предложение.
Фанни быстро подняла взгляд:
— Ах, ты не знаешь, ты не можешь понять, Серена!
— О, ты хочешь сказать, что она не смела ослушаться мать? Ну, радость моя, в какой бы строгости ее ни держали, леди Лэйлхэм не смогла бы принудить дочь к ненавистному браку. А если Эмили так боится матери, то должна была бы радоваться возможности вырваться из-под ее власти.
Фанни изумленно взглянула на нее, а потом снова склонилась к своей вышивке.
— По-моему, ты никогда не поймешь, — печально проговорила она. — Видишь ли, милочка, ты росла совершенно по-другому. Ты никогда не боялась своего отца. Право же, я, бывало, думала, что ты скорее его подруга, чем дочь, и уверена, что вы оба понятия не имели о том, что дети должны повиноваться родителям. Меня всегда изумляло, когда я слышала, как он советуется с тобой и как ты смело отстаиваешь свое мнение и поступаешь так, как считаешь нужным. Знаешь, я бы никогда не решилась так разговаривать со своими родителями. По-моему, привычку к беспрекословному повиновению преодолеть очень трудно. Тебе кажется немыслимым, чтобы леди Лэйлхэм могла принудить Эмили к нежеланному браку, но это вполне вероятно. Некоторым девушкам — даже большинству девушек — мысль поступать по своей воле даже не приходит в голову.
Больше они об этом не разговаривали. Когда Эмили прогуливалась с Сереной по садам Сидни, не похоже было, что она сожалеет о своей помолвке. В перерывах между восторженными восклицаниями по поводу всевозможных увеселений она болтала о том, где побывала в Лондоне, и, казалось, была переполнена сообщениями вроде того, что королева улыбнулась ей, когда ее представили,
— Вам понравилось? — спросила Серена.
— О да, очень! И мы несколько раз были в садах Воксхолла, в театре, на параде в Гайд-парке, и в Альмаке… Ах, я уверена, что мы были просто везде! — объявила Эмили.
— Неудивительно, что вы так утомились.
— Да, ведь я не слишком привыкла к таким развлечениям. Когда устаешь, то ничему уже не радуешься, и… и настроение бывает такое странное… так мама говорит. И у меня была инфлюэнца. Вы когда-нибудь болели ею, леди Серена? Это так гадко: становишься совершенно несчастной и по любому поводу хочется плакать. Но мама была очень добра ко мне и позволила мне приехать погостить у бабушки, здесь так спокойно.
— Я надеюсь, вы пробудете у нее долго?
Тут снова стал заметен ее испуг. Эмили пробормотала:
— Ах, я хотела бы… я не знаю… мама сказала…
— Наверное, ваша мама скоро уже начнет думать о вашем приданом, — непринужденно заметила Серена.
— Да. То есть… Ах, пока нет!
— Когда будет свадьба?
— Я… мы… это еще не решено. Лорд Ротерхэм говорил о сентябре, но… но я не хотела бы выходить замуж, пока мне не исполнится восемнадцать. Мне будет восемнадцать в ноябре, знаете, и я начну лучше понимать, как надо поступать, вы согласны?
— Только когда вам будет восемнадцать? — рассмеялась Серена. — Что изменит один месяц?
— Я не знаю. Но только я, кажется, не совсем понимаю, что следовало бы знать, чтобы быть маркизой, мне надо учиться, как быть знатной дамой, и… и если не выйду замуж до ноября, я, может быть, научусь.
— Не думаю, что лорду Ротерхэму хотелось бы видеть вас не такой, какая вы сейчас. — Ответа на это не последовало. Взглянув на Эмили, Серена увидела, что та густо покраснела и опустила глаза. Помолчав, она добавила: — Вы ожидаете увидеть лорда Ротерхэма в Бате?
Эмили взмахнула ресницами, краска сбежала с лица.
— В Бате? Ах, нет! Доктор сказал, что мне нельзя волноваться. Мама обещала, что все ему объяснит. Кроме того… нельзя, чтобы он встретился с бабушкой.
— Вот как! — сухо откликнулась Серена. — И позвольте спросить, вы не представите ему бабушку?
— Нет-нет! Я этого не вынесла бы!
— Я не хотела бы критиковать вашу маму, Эмили, но вы делаете ошибку. Вы не должны презирать свою бабушку.
Эмили разрыдалась. К счастью, одна из тенистых беседок, которыми изобиловали сады, оказалась поблизости и была пуста. Не желая, чтобы ее увидели вместе с бурно рыдающей девицей, Серена провела Эмили в беседку, ободряюще посоветовав ей успокоиться. Той не сразу удалось это сделать, а когда поток слез унялся, лицо ее оказалось таким красными распухшим, что Серена держала ее в беседке, пока все приметы плача не исчезли. Чтобы отвлечь девушку, она спросила, понравилось ли ей в Делфорде. Из несвязного рассказа Эмили она заключила, что визит оказался не слишком приятным. Эмили разрывается между восторгом при мысли о том, что будет распоряжаться в этом внушительном здании, и ужасом, который внушала ей мысль о его слугах. Она была уверена, что домоправительница ее презирает, что она никогда не решится дать приказание управляющему, и призналась, что приняла камеристку леди Силчестер за гостью в доме, так что мама рассердилась. Да, леди Силчестер по просьбе брата выполняла обязанности хозяйки дома. Она очень гордая, правда? В Делфорде была масса гостей: ужасно тревожные люди, все они ее разглядывали и обсуждали. И еще был шумный званый обед, больше сорока приглашенных, и столько перемен блюд, что она потеряла им счет. Лорд Ротерхэм сказал, что когда в Делфорде в следующий раз будет прием, то хозяйкой дома будет она, Эмили.