Перерождение
Шрифт:
Она развернулась и направилась к двери. Введя свой код, они открылись. После свой код ввел Каро. И тут же система по громкоговорителю объявила: «Каро в лаборатории». Это было специальное сообщение для Кроберг. Она сама попросила техперсонал сделать его, чтобы всегда знать, когда ее Каро будет в лаборатории.
– Почему профессор перенесла день рождение? - спросил Каро.
– Ах, кто бы знал, - она всплеснула руками, они прошли мимо кабинета профессора и направились по коридору во внутренние лаборатории. – Она звонит мне сегодня утром и сообщает, что день рождения уже сегодня. Нет, ну ты представь себе что тут началось.
– Марина Владиславовна! – на встречу к ним быстрым шагом шел сотрудник лаборатории. Он был одет в защитный костюм только без шлема. – Пробы по, извлеченным ночью, мониям дали положительный результат.
По спине у Каро прошелся холодок.
– Замечательная новость. Я опасалась, что нам не хватит материала для профессора. Она будет рада, - Марина подписала бумаги и отпустила лаборанта. Он довольный собой еще быстрее убежал вперед.
– Она хочет видеть тебя, - продолжила Марина. – Она такая сентиментальная в последнее время. Наверно предчувствует большой прорыв.
Каро немного понурил голову. Он старался не слушать Марину. Она никогда не могла соблюсти меру между подхалимажем и добродушностью. Но сейчас Каро хотелось думать, что она просто заработалась и поэтому без умолку тараторила невесть что. Они свернули направо, и через пару метров Марина открыла дверь в лабораторию. Там их уже ждала Кроберг. Ее одевали три санитара. Они облачали ее в костюм сверхзащиты, который имитирует настоящую кожу. Он плотно прилегает к телу, что дает больше возможностей для маневров, не сковывая движения.
Увидев, что в дверях стоят Марина и Каро Кроберг отослала санитаров.
– Шлем я сама надену, свободны, - Кроберг улыбнулась Каро. Она раскинула руки и направилась с объятиями к нему. Он подошел к ней; они обнялись. Кроберг посмотрела на Марину и взглядом приказала ей удалиться.
– Прости меня, мой дорогой, - сказала она без наигранности, - прости что перенесла твой день рождения на три дня. Из-за этого ты на два часа меньше гулял в лесу. Прости меня, родной, - она вжалась в него.
Каро чувствовал что она как-то по-другому его обнимает. И голос ее стал добродушнее обычного. Он обнимал ее и пытался понять, что с ней не так.
– Проходи, - она отошла от него, - присаживайся. Я знала, что ты как всегда вовремя придешь и как обычно не волновалась, - она стояла в двух шагах от него и улыбалась, словно мать, увидевшая сына после долгой разлуки.
Каро прошел и сел на самое удобное место – диван, между двумя книжными шкафами.
– Тебе не терпится, я знаю, - Кроберг опомнилась и подбежала к длинному столу со стеклянной столешницей. В защитном костюме, она была похожа на балеруна на сцене без пуант. Среди множества разложенных папок она выбрала синюю и, порывшись немного в ней, достала какую-то диаграмму. Она была распечатана на длинной бумаге сложенной в несколько раз. – Вот погляди, - она вручила ему длинную «портянку». Глаза ее сияли. Казалось, что от радостного волнения она сейчас запрыгает.
Каро раскрыл сложенный лист и стал всматриваться. Это диаграмма перерождения моний в разных средах. Кроберг регулярно показывала их ему, когда они размышляли об испытаниях у нее в кабинете. Она любила делиться с ним умозаключениями и всегда рассказывала об испытаниях. Каро смотрел на график и поражался. Несмотря на то, что он был почти похож
– Ты видишь то что и я? – прикрикнула Кроберг от нетерпения.
– Монии обладают невероятным потенциалом к регенерации, - выдал общую фразу Каро. Он не желал подтверждать то, что видел.
– Это мы и так знали, - Кроберг присела рядом. – Мы получили данные о том, что монии «белой язвы» способны к сверхрегенерации. Мы открыли их потенциал. Ох, Каро… - профессорша вскочила. Она размахивала руками и хваталась за голову. Она рисовала в воздухе нить ДНК и бурно изливала открытие ученых. – Если наши догадки верны, то монии «белой язвы» способны не только на регенерацию поврежденных клеток и тканей организма хозяина, но и регенерировать ткани чужеродного организма.
Каро смотрел на Кроберг и на диаграмму. А по спине у него бежали мурашки, покусывающие холодом все его тело.
– Самое смешное, что мы сумели это убедительно доказать только благодаря новому виду моний, - Кроберг сделал тон загадочным, напрашиваясь на вопрос.
– Что за новый вид?
– Я рада, что в тебе не угасла жажда познавать, - она прижала руки к груди. – Ты с самого детства был таким любознательным. Ах, - она дотронулась руками до висков, - новые монии, новый вид, он очень агрессивен, но на удивление спокоен. Мы получили этот образец два дня назад. Поместили в среду и о чудо – пошла реакция! Но чистые монии достаточно редки тебе ли не знать, мой мальчик, - она подбежала к Каро и ткнула в диаграмму. – Смотри: эту реакцию нам удалось записать лишь с четвертой попытки и то, длилась она пятнадцать секунд. Варварство! – Кроберг сжала от злости кулаки.
– Но ведь для ученых и этого должно быть достаточно, - Каро протянул диаграмму профессору. В вопросе чувствовалась надежда, но на этот вопрос он мог вычислить ответ сам.
– Нет, мальчик мой, - Кроберг наклонила голову, она то обнимала себя, то держала руки в молитве, словно не зная куда от них деться, - ты же знаешь, что нам нужны идеальные результаты. А их можешь дать только ты.
Каро нарисовал искусственную улыбку.
– Ты рад, - профессорша припала к нему и обняла, - ох, как я рада. Ты не осуждаешь меня. Боже, я так рада. Ты же знаешь какой ты у меня особенный? – она посмотрела ему в глаза и вновь обняла. – Ты особенный, ты самое потрясающее открытие в моей жизни. И у меня есть главная новость для тебя, - Кроберг отстранилась от Каро. – Я нашла все же способ как обойти эгоцитарную систему язвы в твоем мозгу и блокировать память. Теперь ты не будешь мучиться оттого, что помнишь все эти ужасы.
Она обняла его и, гладя по спине, то и дело приговаривала, что он ее удивительное открытие. Каро смотрел куда-то вперед. Он изо всех сил пытался сдержаться и не дать эмоциям взять верх. Как долго он оттягивал этот момент, как долго настаивал на том, что воспоминания не мешают ему жить. Но у Кроберг не раз возникала идефикс, которая должна была непременно воплотиться.
– Ты какой-то молчаливый сегодня, - Кроберг встала и отошла на пару шагов.
– Не спал всю ночь, профессор, - извинялся Каро. – А вы не боитесь, что блокада эгоцитарной системы может изменить…