Пересекая границы
Шрифт:
— Ты сказал, что советовал Гаэтано меня добить. Ты что, там был?
— Был. Я вообще о тебе довольно много знаю. Я помню тебя еще с тех времен, когда ты носила другое имя и не стреляла в людей, а играла на рояле. И когда мы нашли тебя на вилле Сальваторе, я тебя сразу узнал. Лицо-то они не тронули… Гаэтано рассказывал тебе, что там было?
— Рассказывал, — кивнула Саэта. — Он к этому старому извращенцу давно подбирался. Ты, наверно, слышал, у Гаэтано была дочка…
— Слышал. Она пропала еще задолго до того. Собственно, из-за всей этой истории с дочкой Гаэтано и оказался с нами. На державу обиделся. Он грешил на Сальваторе с самого начала, но ему никто не верил. Даже у нас не верили, а уж в легальном, так
— Как видишь, — угрюмо заметила Саэта. Все это время она сидела отвернувшись и время от времени беззвучно вздрагивала.
— Вижу. Ошибся. Могу взять свои слова обратно, если тебе от этого будет легче. А можно спросить?..
— Правда ли, что меня зашили наглухо? — резко перебила его Саэта. — Любопытство замучило? Чтобы ты не терялся среди сплетен, отвечу. Раз уж мы должны знать друг о друге побольше… Почти правда. Мне удалили практически все. И то, что осталось от второй груди, тоже ампутировали. А теперь хватит обо мне, давай о тебе. Я уже вижу, что самая ходячая сплетня о тебе такая же неправда, как и… ну, не буду повторять.
— Это насчет того, что гениталии мне вырвали раскаленными щипцами в Кастель Милагро? Разумеется, неправда. Мне их отбила ты десять минут назад.
— А вторая самая ходячая сплетня о тебе правда?
— Нет. И третья тоже. А к женщинам я так отношусь потому, что меня однажды очень крупно и подло кинули. С тех пор меня от них отвернуло, как поколдовал кто.
— И все? — Саэта наконец повернулась лицом к собеседнику и уставилась на него с откровенным изумлением. — То есть причина всему обыкновенная неверная женщина? Ты подвинулся рассудком просто из ревности?
— При чем тут ревность? — нахмурился Кантор. — Разве я что-то говорил о неверности? По милости моей возлюбленной я оказался в Кастель Милагро. Она меня сдала за стандартную награду в пятьдесят золотых, когда я пришел к ней после побега из лагеря в надежде на помощь и сочувствие.
— Вот стерва! — поразилась Саэта. — Всего за пятьдесят золотых?
— Ей бы доплатили еще, если бы я кого-нибудь сдал. Наверно, она на это и рассчитывала. Нас было много, целая группа беженцев. Мы должны были уйти морем в Эгину. По десять золотых с головы — это была бы приличная сумма.
— И ты никого не сдал? А как вышел оттуда?
— Я не вышел, меня вынесли. В бессознательном состоянии. Даже не знаю точно кто, но наверно, Амарго. Он не велел мне об этом даже спрашивать, так что точно я тебе не скажу. Да это и не надо… Продолжим? Может, опустим все взаимные оскорбления, которыми мы так щедро друг друга осыпали, и вернемся к началу? Тебе действительно настолько противно, когда к тебе прикасаются?
— Если честно… Когда просто прикасаются без определенных намерений — нет. Я сама себе создала такую репутацию, будто я ненормальная. Ты же знаешь, какие ребята у Гаэтано. Они тут в горах без женщин совсем одичали. Вот я и постаралась отвадить их таким образом. Кого-то ножом пырнула, кому-то яйца отбила… Теперь все знают, что Саэта зашита наглухо и вообще психованная,
— Вот и отлично, — кивнул Кантор. — Только давай не сейчас. Мне надо немного отлежаться.
— Что, здорово я тебя?
— Практически всмятку. Но не советую пытаться повторять. В следующий раз я не раскроюсь так по-дурацки, а это было твое единственное преимущество. Дело даже не в том, что я намного сильнее физически, хоть ты и крепкая девчонка. В рукопашном бою я спокойно делаю двух вооруженных мужиков любого веса. А ты молодая и в этом неопытная, сильно подозреваю, что бить по яйцам — это единственное, что ты умеешь делать толком.
— В общем-то не единственное, но… Ладно, давай больше не будем драться. Только впредь придержи язык, если тебе захочется высказаться насчет того, что все бабы… и так далее.
— Договорились. Ты, конечно, сама понимаешь, что у меня к тебе будет аналогичная просьба.
— Понимаю. Согласна. И еще… Кантор, нам что, придется спать на одной кровати, раз мы… «супруги»?
— Не переживай, может, не придется. Если что, просто ляжем подальше друг от друга.
— И мы будем жить в одной комнате, вместе переодеваться и все такое?
— А что тебя волнует? Я буду отворачиваться. Это все мелочи, которые можно решить на месте. Я пойду, полежу немного, а ты пока позанимайся. Вспомни, как носят платья и туфли на каблуках. Чуть попозже порепетируем, послезавтра нам уже ехать.
— А куда сначала? В Эгину или в Ортан?
— В Ортан. Она поехала туда.
— Через горы пойдем?
— Да, так безопаснее. На наших границах паспортный контроль строгий, липовые ксивы могут выкупить на раз. А уже через другие границы можно ехать легально.
— Кантор! — вдруг вспомнила Саэта. — Постой-ка… Если все сплетни о тебе неправда и ты нормальный здоровый мужчина, как все, почему тебя тогда назначили на это задание?
Кантор вздохнул и сполз со стула:
— Амарго был в отъезде и вместо него на Совет ездил Тортилья. Он и предложил.
— Почему?
— Потому что Тортилья дурак, вот почему, — грубо ответил Кантор. — Амарго ему шею свернет, когда узнает, но мне-то что с этого? Совет с радостью согласился, мою кандидатуру утвердили почти единогласно. Против был один только Пассионарио, поскольку он обо мне знает все. Так вот и получилось. Мне приказали, я еду. Я что, могу отказаться?
Он выпрямился опираясь о стол. Потом отпустил стол и поковылял к двери.
— Кантор, — негромко сказал ему вслед Саэта. — Извини.
Кантор дошел до двери, остановился, держась за косяк, обернулся.
— Ты тоже, — ответил он и улыбнулся. Скупо и криво, как обычно улыбался, но в глазах у него мелькнуло что-то теплое.
Саэта напряженно кивнула. Ей было жутко видеть, как улыбается человек, идущий на верную смерть.
Или даже хуже. На верное безумие.
Шутов Ольга представляла себе в основном по классическим фильмам-сказкам — в дурацких облегающих костюмчиках наподобие колготок и в колпаках с бубенчиками. Но этот на сказочного шута совершенно не походил, прежде всего потому что был, так сказать, в штатском. Во всяком случае, похоже, здесь так и одевались — узкие штаны, заправленные в сапожки, короткий камзол, как у того ушастого принца, кружевной воротник распахнут с этакой элегантной небрежностью, зеленый берет с нарядной пряжкой брошен на стол. А за столом сидит хозяин берета, смотрит с любопытством, чуть склонив голову, и улыбается.