Перешагни бездну

Шевердин Михаил Иванович

Ведь всё шло в селениях Гиндукуша по издавна установленно­му порядку. Вождь вождей держал в руках царей и правителей. Цари и правители управляли своими подданными, распоряжались их имуществом, жизнью, душами на пользу Британской империи.

И вдруг...

Он отдавал себе отчёт, что, если появилась трещина, всё зда­ние может рухнуть. Если горцы сознательно восстали, то рассчитывать больше не на что. Значит, советский пример проник в сознание диких насельников верховьев Инда, значит, он, Пир Карам-шах, и вся администрация империи просчитались, проглядели. Значит, идеи Советов оказались слишком сильны. Гораздо силь­нее страха, в котором удавалось держать народы и племена перед сдним словом «инглиз». Оставалось изум-ляться, как хитро и тонко эти дикари умели скрывать свои настроения, свой заговор. И хуже всего — значит, они уже изверились в силе и могуществе белого человека.

Вождь вождей не видел выхода.

И вот теперь сразу пришло облегчение: базарный купец Мо­лиар произнес имя Белой Змеи, и сразу прошел кошмар. Участие в мятеже невесты Живого Бога всё прояснило. Между прочим, и то, что его, вождя вождей, не швырнули вслед за его гурками в пропасть, а держат в заключении в яме. Надо полагать, госпожа Белая Змея задумала произвести в Мастудже государственный переворот. Видимо, она мастерица интриг и перемутила всё.

Пир Карам-шах знал, что нити от Белой Змеи тянутся к Ага Хану, но не придал этому в свое время должного значения. И напрасно.

— Джинья и неистовая змея замутила умы язычников исмаилитов, — снова заговорил Молиар, — и повелевает в Мастудже не царь-козёл, а она.

В словах его звучали нотки удовлетворения. Будто Белая Змея наградила его тысячью золотых, а не приказала бросить в зловонную яму.

— Что ты болтаешь?

Но он понимал, что в болтовне бухарского торгаша гораздо больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Приходи­лось поверить во всемогущество Белой Змеи. Пир Карам-шах припомнил.

Однажды ранней весной гурки схватили путника. Его обыска­ли и обнаружили при нём... сосуд с «мархабо» — вареньем из апельсинов. «Для невесты Живого Бога», — признался задержан­ный. Кто мог поверить, чтобы человек пробирался через горные дебри по оврингам, ущельям, перевалам сотни миль, терпел ка­призы погоды, переплывал вплавь ледяные потоки, обмерзал не перевалах — и все лишь для того, чтобы Ага Хан мог дать своей невесте полакомиться вареньем? Пир Карам-шах приказал пы­тать путника. Беднягу вызволил сам Гулам Шо. Он доверительно доложил вождю вождей: «Да что там! Каждодневно из Бомбея приезжают люди. Привозят Белой Змее подарки — то сандал красный, то тибетский мускус, то зеленого попугая, то связку бананов, то блюдо из лазурита, то варенье из манго и тамаринда, то ожерелье из сапфиров, то флакончик с маслом индийской розы, то засахаренный кокосовый орех, то браслеты и серьги, да мало ли еще что. Живой Бог хочет, чтобы каждый день, каждый чао что-нибудь напоминало невесте о нём». Поразительна сила Белой Змеи, если малейшее желание её — закон для Живого Бога. Пир Карам-шах из-за закрытых перевалов в те дни уже больше месяца не имел связи с Пешавером, а ради прихотей какой-то девушки десятки гонцов подвергали свою жизнь смертельной опасности.

Молиар знал о Белой Змее больше любого другого.

— Притаившаяся на горе Белая Змея сводит со мной счеты,— добродушно добавил он. — Меня не касаются дела вашей мировой политики и всякие государства Тибеты и Бадахшаны. Белая Змея, наверно, обиделась, почему, когда я приехал, не подарил ей маргиланский хан-атлас. Стоит одна штука его несколько червонцев. Пустяк! Но жизнь и смерть человека в Мастудже — тоже пустяк.

«Возможно, этот мелкий торгаш врёт,— думал Пир Карам-шах,— он хитрит, выкручивается. Прав он в одном. Белая Змея одна из бесчисленных невест Живого Бога. Все девушки-исмаилитки его невесты. Но появление Белой Змеи в Горной стране надо понимать как ход конём Ага Хана».

И вдруг сомнения заворочались в мозгу с новой силой. Да, ху­же нет, когда деятельного, подвижного человека подвергают пытке бездельем. Можно с ума сойти от одних мыслей.

Неужели чиновники из Англо-Индийского департамента про­никли в самые сокровенные его замыслы, в которых он боялся признаться сам себе? Никому и никогда он не говорил о них. Давно уже бессонными ночами, обуреваемый самыми странными фантазиями, он строил планы один поразительнее другого... Что из того! Разве когда-то простой английский матрос не завладел прес­толом раджей Саравака на острове Борнео? А Наполеон? Разве на протяжении истории человечества не было и других энергичных, предприимчивых людей, сделавшихся родоначальниками целых владетельных династий? Пусть в наш XX век всякие там короли, цари не модны. Но он и не собирается нацеплять себе на голову царскую корону. Не присвоил же себе Бенито Муссолини королев­ского титула, а прибрал к рукам наследие Римской империи. До сих пор Пир Карам-шах создавал государства для кого-то. Не при­шло ли время подумать о себе! Фашистский диктатор Муссолини именует себя дуче — вождём. Вождю вождей Пир Карам-шаху вполне пристало сделаться диктатором и объединить под своей ру­кой мусульман, буддистов, исмаилитов, индуистов... Мания вели­чия? Пусть мания, но он так хочет.

Хотел... Теперь, в яме ему оставалось лишь думать, что он так хотел.

Неужели департаментские тупые чинуши разгадали его замыс­лы и нашли способ вывести его из игры? Чепуха! Чиновникам та­кое не под силу. Это... Ему даже жарко стало. Как он до сих пор не понял! Мисс Гвендолен! Тихая экономка! Конечно, она, не мис­тер Эбенезер. Хозяин бунгало со своей ограниченной пунктуаль­ностью видел в нём, в Пир Карам-шахе, исполнителя таких-то и таких-то параграфов лондонских инструкций. Пир Карам-шах для мистера Эбенезера — просто параграф в плане нападения на со­ветские границы. Очень важный параграф, ответственный пара­граф, и больше ничего.

В разлинованный на графы казенный мозг мистера Эбенезера Гиппа не просачивалось и капли фантазии. Ум его просто не спо­собен на что-либо вроде соображения. И если Пир Карам-шах вдруг в несвойственном ему припадке откровенности вдруг при­знался бы: «Я сам буду диктатором Бадахшано-Тибета или, чёрт побери, царем!», тот просто пожал бы плечами и ответил бы ему: «А это нужно? А впрочем, не предусмотрено ни одним парагра­фом инструкции».

Пир Карам-шах пренебрег мисс Гвендолен-экономкой, задел её самолюбие. И теперь с вождём вождей играют в прятки!

Он уже понял — к сожалению, не так давно, — что экономка пешаверского бунгало гораздо ответственнее ограниченного, тупо­ватого мистера Эбенезера Гиппа. Конечно, Пир Карам-шах не обя­зан подчиняться мисс Гвендолен, выполнять прямые её указания и распоряжения, хотя бы по той причине, что с формальной точки зрения она была и оставалась для него всего лишь домоправитель­ницей бунгало.

Что бы сделал Англо-Индийский департамент в лице мистера Эбенезера, когда обнаружил бы, что Пир Карам-шах поломал рам­ки инструкции, вышел из повиновения и принялся действовать на собственный страх и риск? Департамент принял бы меры, и Пир Карам-шаха попросту «отозвали» бы. Иначе могла посту­пить, а возможно, и поступила мисс Гвендолен. Раскусив маниа­кальные замыслы его, Пир Карам-шаха, она выждала, когда эти замыслы он начал выполнять, и... неожи-данно нанесла удар, ре­шительно, бесцеремонно, беспощадно. И сделала это руками агентуры Ага Хана. И когда? Когда цель уже была так близка и достижима!

— Однако она забыла, что за нами вся Британия, — восклик­нул Пир Карам-шах, сжимая кулаки. Он говорил совсем не то, что думал. Но не станет же он де-литься сокровенными замыслами с каким-то туземцем.

— И чем же поможет его превосходительству здесь, в этой зло­вонной яме, гос-пожа Британия?.. — пробормотал Молиар. — Что вся Британия по сравнению с маленькой плохонькой лесенкой? Что ваша Британия для вас, если сейчас сюда в яму сойдет царь Мастуджа, накинет нам на шею по петле и придушит нас? Чем поможет вся великая Британская империя нам, беспомощным узникам? Чем поможет лес зайцу, который попал в пасть волка, а? Вот если её змеиное высочество снизойдет и захочет...