Пересыхающее озеро

Индридасон Арнальд

— Я ведь не виноват, — снова начал Синдри.

— В чем?

— Что я практически ничего о тебе не знаю.

— Нет, конечно, ты не виноват, — заверил его Эрленд.

Они снова молча принялись за еду. Потом Синдри отложил вилку и еще раз провел салфеткой по губам. Он встал, взял кофейную чашку, набрал в нее воду из-под крана и снова сел к столу.

— Ева сказала, что твоего брата так и не нашли.

— Это правда, его так никогда и не нашли, — подтвердил Эрленд.

— Что он все еще там, в горах.

Эрленд отодвинул от себя тарелку и отложил

вилку.

— Думаю, да, — произнес он, посмотрев сыну прямо в глаза. — Но какое тебе до этого дело?

— Ты продолжаешь его искать? — Синдри проигнорировал его вопрос.

— Продолжаю искать?

— Ты все еще ищешь его?

— Чего ты добиваешься, Синдри? — спросил Эрленд.

— Я работал на востоке, в Ясеневом фьорде. Люди не знали, что мы… — Синдри подбирал слово, — знакомы. Но после того как Ева рассказала мне про твоего брата, я порасспрашивал народ, пожилых людей, которые работали вместе со мной на ловле рыбы.

— Ты спрашивал про меня?

— Ну, не прямо. Не про тебя. Я спрашивал о том, как они раньше жили, о людях, о крестьянских дворах. Ведь твой отец работал на земле? Мой дед.

Эрленд хранил молчание.

— Люди, которые там живут, хорошо помнят прошлое, — продолжал Синдри.

— И что они помнят?

— Двух мальчиков, ушедших в горы с отцом, и то, что младший ребенок погиб. После этого семья переехала на юг, в столицу.

Эрленд посмотрел на сына.

— И с кем же ты говорил?

— С людьми, живущими в Восточных фьордах.

— Что ты вынюхиваешь? — оборвал его Эрленд.

— Ничего я не вынюхиваю, — стал оправдываться Синдри. — Ева рассказала мне твою историю, и я порасспрашивал, что произошло.

Эрленд хлопнул тарелкой.

— И что же произошло?

— Случилась буря. Твой отец вернулся домой, после чего позвали спасателей. Тебя выкопали из сугроба, а твоего брата так и не нашли. Дед не принимал участия в поисках. Люди говорят, что он тронулся умом и с тех пор был со странностями.

— Со странностями? — разозлился Эрленд. — Дурацкие сплетни!

— Твоя мама проявила больше мужества, — не унимался Синдри. — Все дни напролет она ходила в горы вместе со спасателями. И даже после того, как поиски прекратились. Вплоть до вашего отъезда спустя два года. Она постоянно поднималась на плоскогорье в поисках сына. Точно ее преследовала навязчивая идея.

— Она хотела похоронить его по-человечески, — проговорил Эрленд. — Вот и вся ее навязчивая идея.

— Про тебя мне тоже рассказали.

— Не стоит придавать значение сплетням.

— Они сказали, что старший брат, которого спасли, регулярно приезжал в их края и поднимался в горы и на плато. И что вот уже много лет он больше не приезжает, но они все еще надеются его увидеть. Что мужчина приезжал один, брал лошадей напрокат и ехал с палаткой в горы. Он спускался вниз через неделю, или через десять дней, или даже через две недели и уезжал. Никогда ни с кем не разговаривал, только когда брал лошадей напрокат, и то был немногословен.

— И люди с Восточных фьордов все еще говорят об этом?

— Не

знаю, — пожал плечами Синдри. — Не так уж много. Я ведь интересовался, спрашивал старожилов, кто помнит о том времени. Помнит о тебе. Говорил с крестьянином, который одалживал тебе лошадей.

— Зачем тебе это нужно? Ты ведь никогда…

— Ева Линд сказала, что стала лучше понимать тебя после того, как ты рассказал ей свою историю. Она только и делает, что говорит о тебе. Я-то никогда не стремился докапываться до тебя. Для нее же ты являешься чем-то таким, чего я не могу уразуметь. Для меня по большому счету ты ничего не значишь. И я не переживаю по этому поводу. Я не нуждаюсь в тебе, и меня это устраивает. Ты мне никогда не был нужен. Но Ева всегда нуждалась в тебе, всегда тянулась к тебе.

— Я пытался помочь Еве как мог, — проговорил Эрленд.

— Знаю, она мне рассказывала. Иногда ей кажется, что ты лезешь в ее дела, но, по-моему, Ева вполне осознает, что ты пытаешься ей помочь.

— Бывает, останки находят спустя много лет, — заметил Эрленд, — даже через столетия. Совершенно случайно. Об этом написано много историй.

— Вполне возможно, — сказал Синдри. — По словам Евы, ты себя коришь в произошедшей трагедии. В том, что выпустил руку брата. Ты поэтому ездишь на восток? Чтобы отыскать его?

— Мне кажется…

Эрленд замолчал.

— Тебя мучают угрызения совести?

— Не знаю, угрызения ли совести… — проговорил Эрленд, слабо улыбнувшись.

— Но ты так и не нашел его, — констатировал Синдри.

— Нет.

— Поэтому ты снова и снова возвращаешься туда.

— В Восточных фьордах хорошо. Иногда требуется сменить обстановку. Побыть одному.

— Я видел дом, в котором вы жили. Он уже давно превратился в развалюху.

— Да, — ухмыльнулся Эрленд, — давным-давно. Полуразрушен. Когда-то я собирался превратить его в некое подобие дачи, но…

— Слишком много рухляди.

Эрленд посмотрел на Синдри.

— Там еще можно ночевать, — возразил он. — С привидениями.

Укладываясь спать, Эрленд задумался над словами сына. Синдри был по-своему прав. Эрленд и вправду иногда ездил на восток на поиски брата. Он не мог объяснить, почему это делал, если не считать естественного желания найти останки и закрыть наконец дело, хотя в глубине души он не питал никаких надежд что-либо отыскать. Первую и последнюю ночи во время таких поездок он всегда проводил в развалившемся доме. Спал на полу в бывшей гостиной, видел небо в проемах разбитых окон и думал о том времени, когда в этой самой комнате он сидел в кругу семьи и родственников или просто соседей. Эрленд смотрел на ярко выкрашенную дверь гостиной и представлял маму, входящую с кофейником. Она разливала кофе по чашкам гостей при мягком комнатном свете. Отец стоял в дверях и улыбался. К нему подходил братишка и, смущаясь перед гостями, спрашивал, можно ли взять еще одно печенье. А он сам стоял у окна и смотрел на лошадей. Гости весело и шумно возвращались с верховой прогулки.